Сомнительная полночь (сборник)
Шрифт:
Доминанта снизошла до улыбки:
— Мы опасаемся… Вы же знаете, находятся такие типы, которые хотят пройти курс лечения, не имея за душой ни гроша.
— Какой безнравственный мир, — согласился Дайон, — повсюду ложь и коррупция.
Зазвонил маленький колокольчик, и небольшое приемное устройство, смонтированное на краю кафедры, выбросило тонкую полоску пластика, содержащую в закодированной форме все данные о психосоматическом профиле Дайона. Индианка передала эту полоску ему.
— Пожалуйста, вставьте карту в платежную щель. Стоимость лечения сейчас — семьсот пятьдесят львов.
Дайон вставил кредитную
— Располагайтесь, месье, — сказала индианка, небрежным движением руки показывая на кресло. — Придется немного подождать.
— Долго?
Она пожала плечами:
— Кто знает. Требуется определенное время, чтобы подготовить инъекционные дозы. Выпейте чаю или кофе, пока вас не позовут. Поразмышляйте 6 вечном. Кофе, чай и вечное — все здесь, в этом доме.
Дайон уселся в одно из удобных облегающих кресел против необычайно громадного панорамного окна. Жиганы и совы не обращали на него внимания, погруженные в свои собственные заботы. Какое-то время он слушал встроенный в спинку его кресла радиоприемник, самопроизвольно переключавшийся с программы на программу. После фрагментов «Военного марша», «Ларго» и «Доминанта, доминанта, возьми меня; смерть моя наступает», да плюс еще обрывков речи на французском, немецком, английском и общеевропейском языках, Дайон решил, что с него хватит, и заставил радиоточку замолчать, с силой надавив на нее затылком. Дрожь и холодный пот вернулись к нему снова, и, чтобы отвлечься, он стал пристально смотреть в окно. Трафальгарская площадь выглядела как гигантский пустой стадион.
Где, Стоупс побери, все эти мифические банды гладиаторов, посвятивших себя смерти и гордо салютующих перед каждым кровавым оргазмом? Куда подевались убийцы и их жертвы в этой задавленной доминантами, балансирующей на грани помешательства тюрьме полужизни и полусмерти. Где, о где свирепое удовольствие от жизни, дающейся только один раз? На такие вопросы уже не бывает ответа. Никогда и нигде.
И все же, глядя в окно, он увидел ответ — знамение, которое, крутясь и переворачиваясь, падало с серого утреннего неба.
Все происходило медленно, как во сне, и в продолжение напрягшихся перед ударом о землю секунд у Дайона оказалось достаточно времени, чтобы определить пол падающего тела. Эго была доминанта — гладкая и грациозная, как тюлень, в своем облегающем черном летном комбинезоне.
Он попытался разглядеть у нее на спине реактивный ранец — его не было. Он попытался разглядеть парашют — средство спасения на случай остановки двигателя. Его не было тоже.
Должно быть, она поднялась над Лондоном и сознательно сбросила с себя свое снаряжение, чтобы насладиться этим своим последним долгим танцем-падением: с неба на землю.
У него было достаточно времени, чтобы увидеть, что она и в самом деле танцует.
Это был танец смерти.
Ее тело беззвучно упало неподалеку от фонтана, спугнув тысячи голубей.
Никто ничего не заметил. Кроме Дайона Кэрна.
Никто не видел ни смертельного падения, ни облака взлетевших в овации голубей, ни кровавого месива на каменном ложе. Было слишком еще рано, чтобы это
Приглушенный колокольчик прозвенел где-то в обивке стула Дайона, и голос доминанты-индианки спокойно произнес:
— DQM, 17L, 85В. Пожалуйста, пройдите в комнату девять, коридор А. Ваша формула готова… Удачного приземления, сквайр.
Все еще продолжая пристально глядеть сквозь окно, Дайон поднялся с места. Несомненно, офицер порядка или просто случайный прохожий вскоре наткнется на останки и позаботится, чтобы их удалили.
— Не посылай никого узнавать, по ком звонит колокол, — пробормотал Дайон, — он всегда звонит по тебе и по мне [18] .
Дайон направился к коридору А, не замечая, что его лицо мокро от слез.
18
Измененная цитата из проповеди английского поэта и священника Джона Донна: «Нет Человека, который был бы как Остров, сам, по себе: каждый человек есть часть Материка, часть Суши, и, если Волной снесет в Море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет Край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».
Дозы жизни в пластиковых капсулах располагались на тележке маленькими аккуратными рядами. Их содержимое кодировалось цветными метами. Они напоминали морские раковины в изображении художника-сюрреалиста.
Медбрат оказался ровесником Дайона, плюс-минус десяток лет. В эпоху инъекций жизни никогда нельзя точно определить возраст человека.
— Дайон Кэрн?
— Он самый.
— Плюхай сюда свое драгоценное тело, приятель. — Медбрат показал на вделанную в стену кушетку. — Разоблачайся — и брякайся сюда. Тащить время вспять — довольно утомительная штука.
Дайон стянул свою тунику и лег.
Медбрат зевнул:
— А где запись с твоими данными?
Дайон показал на столик, на котором он оставил тонкий кусок пластика, полученный от индианки-регистраторши.
— Я бросил ее среди морских ракушек… Неужели мужчинам еще разрешают здесь работать?
Медбрат тонко улыбнулся ему:
— Я сквайр при очень высокопоставленной докторше, Диоджин. Поэтому, в виде исключения разумеется, мне позволено продлевать эту пытку другим.
Он взял пластинку с данными, сунул ее в щель маленького декодера, вмонтированного в стену, и стал считывать полученную информацию. Потом издал какой-то неодобрительный звук:
— Три третьих степени. Ты, оказывается, непослушный мальчик. В следующий раз схлопочешь вторую.
— Если следующий раз будет.
— Следующий раз есть всегда. А теперь давай начнем с основных инъекций, чтобы прекратить дрожь.
— Я не дрожу, — сказал Дайон.
— Ты дрожал. И еще будешь дрожать.
Медбрат выбрал пять зеленых капсул, ловко прикрепил по одной из них к каждой ноге Дайона и каждой его руке, а последний, оставшийся, поместил ему на грудь повыше сердца.
— Моя фамилия Смит — факт, который тебя вряд ли заинтересует. Звать — Леандер. Ты должен знать, кого проклинать, когда заработаешь свою первую степень.