Сомнительная полночь (сборник)
Шрифт:
Время исчезло, вывернулось наизнанку, растянулось, сжалось, свалялось в шарик и разбилось на бесконечно малые кусочки. Он собирался лететь на восток двадцать одно столетие, воображая, что это путешествие никогда не кончится.
Его подвело любопытство.
Любопытство стало причиной его падения в буквальном смысле. Неожиданно Дайон почувствовал потребность узнать, где он находится. Он дотронулся до кнопки управления двигателем и мягко погрузился в ковер ваты. Солнце в отчаянии убежало куда-то, голубое небо съежилось, попыталось последовать за ним, но задохнулось в непроницаемо-серой
Дайон опускался медленно, покрываясь, по мере погружения в облака, саваном из замороженных ледяных кристаллов.
Аудиорадар прекратил мурлыкать, потом озабоченно забормотал и наконец пронзительно завыл:
Дайон игнорировал предупреждение с царственным спокойствием.
Через несколько секунд, не успев даже Осознать, что произошло, он по пояс погрузился в ледяные волны Северного моря.
Дайон стабилизировался.
Похоже, это было самым идиотским из возможных решений. Он мог бы резко взлететь вверх, навстречу золотому утру, либо, выключив двигатели, позволить весу реактивного ранца увлечь себя на дно черных глубин.
Вместо этого он стабилизировался, безудержно наслаждаясь мазохистскими ощущениями — по мере того как ледяная вода выигрывала битву с обогревательными контурами летного комбинезона. Первыми онемели пальцы ног, затем оцепенение потихоньку поползло вверх.
Дайон старался думать о Сократе и его чаше цикуты, о том, как сладко и благородно погрузиться в окончательное забвение. Но у него ничего не получилось. Через некоторое время Дайон обнаружил, что целиком поглощен слежением за волнующейся поверхностью моря. Была легкая зыбь, и Дайона мягко качало на волнах вверх и вниз, как поплавок рыбацкой сети. Он хотел, черт побери, чтобы произошло что-нибудь или хотя бы чтобы рыбак сделал новый бросок. Реактивные двигатели тихонько насвистывали свою вечную мелодию, как вечную прелюдию ля-бемоль минор.
Северному морю, укутанному нитями ноябрьского тумана, не было до него совершенно никакого дела. Дайон испытывал от этого огромное удовлетворение. Море не интересовалось абсолютно ничем, и ему было в высшей степени наплевать на судьбу Дайона Кэрна.
Вода кружилась вокруг, игриво, не всерьез, пытаясь увлечь его в глубину. Дайон качался вверх-вниз на волнах, ожидая какого-нибудь знака от того ублюдочного жигана, что укрывался за туманом с черной стороны солнца.
Но тот не соизволил подать ему знак. Туман был в начале мира, и туман будет в его конце. И между концом и началом не было ничего, кроме нерешительности, пустоты в мыслях, малодушия, омертвевших ног и стометровой толщи воды.
— Я мертвец, — сказал Дайон вслух. И испытал разочарование, поскольку не услышал в ответ ни эха, ни чьих-нибудь возражений.
— Я поэт, — сказал он с вызовом. Но никто не потребовал от него доказательств.
— Я невинный свидетель, — обратился он к невидимому суду… Но подтверждения не последовало.
— Черт побери, я совсем один, — всхлипнул он. Северное море не оспорило это утверждение. Туман был абсолютно ко всему равнодушен.
— Я выключу двигатель, — пригрозил Дайон. Никто не стал его отговаривать.
— И ты пожалеешь! — вскричал
И тогда он выключил двигатели. И погрузился в воду с такой неожиданной быстротой, что полностью потерял присутствие духа. Должна же была быть какая-то пауза или хотя бы намек на медленное движение… Или время, чтобы подумать, по крайней мере. Но быстрота, с которой волны Северного моря сомкнулись над его головой, была ошеломляющей. И только начав погружаться в пучину, Дайон заподозрил заговор. Холодная соленая вода обожгла лицо, но он не обратил на это внимания.
Забыв об очевидном, Дайон открыл рот, чтобы произнести несколько отборных ругательств. Вода ринулась ему в горло, и он испугался.
Однако не слишком сильно. Балансируя на грани между жизнью и смертью, он полумертвыми пальцами нащупал кнопку управления двигателем и нажал ее, давая максимальное вертикальное ускорение.
И чудесным образом прекратил опускаться на дно моря. Газ со злым шумом устремился из дюз реактивного ранца наружу. Дайон взлетел к поверхности и выскочил из воды, как сумасшедший дельфин, устремившийся к звездам. У него, однако, хватило присутствия духа, чтобы отключить форсаж прежде потери сознания.
Обмякший дельфин, оставляя за собой след из пара и капелек соленой воды, поднялся выше кромки тумана и безвольно устремился ввысь, в сияющий золотым солнечным светом мир высоты. И если бы пилот континентального гелиобуса чуть больше верила чудесам современной автоматизации, полет Дайона закончился бы на максимальной высоте в десять тысяч футов, где он, без сомнения, повис и провисел бы, пока не замерз насмерть.
Но командир гелиобуса не доверяла маленькой черной коробочке, запрограммированной привести машину прямиком в Брюссель. Поэтому, вместо того чтобы наслаждаться кратковременным легким наркозом, как это обычно делает большинство пилотов, она оставалась за пультом управления, неохотно утверждая навигационные решения автомата и рассматривая проносящиеся внизу туманные пики.
В момент очередного приступа недоверия она вдруг заметила быстро поднимающуюся навстречу солнцу изогнутую аркой фигуру Дайона Кэрна. Увиденное не очень озадачило пилота, поскольку у нее был опыт встреч со сбившимися с пути, стремящимися совершить самоубийство небесными гуляками. Она немедленно сбросила скорость, легла в дрейф и послала второго помощника подготовить спасательный самолет. Поскольку потерявший сознание Дайон продолжал спокойно подниматься в небеса, самолет был запущен и осуществил перехват по горячим следам.
Когда Дайон наконец пришел в себя, он увидел, что находится в лондонской клинике. Джуно сидела возле его кровати. Дайон испытывал ужасное ощущение от банальности происшедшего.
— Ничего страшного. Придется немного полежать в постели, только и всего, — сказала Джуно весело. — Ты даже не знаешь, какой ты счастливчик. А свои совершенно неубедительные объяснения прибереги до того, как мы прибудем домой.
Дайон секунду или две изумленно смотрел на нее, собирая воедино все, что еще осталось у него в голове.