Сон дядюшки Фрейда
Шрифт:
– Спускайся на первый этаж, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, велела Лика.
– Несмотря на позднюю осень, сад очень красив, – попыталась я завести разговор, когда мы с Анжеликой очутились на улице.
– Заткнись, – огрызнулась та. – Видишь дорожку?
– Да, – прошептала я, – из бордовых плиток.
– Шагай по ней до развилки, – распорядилась она, – там свернешь налево и увидишь ферму. Полина тебя ждет. Не вздумай шляться без дела по парку.
– Конечно, нет, – подобострастно заверила я.
– Знаю я вас, – скривилась Лика, – лентяи, дармоеды, преступники. Имей в виду, здесь повсюду видеокамеры.
Я постаралась
– Ой! Правда?
– Совсем дура? – вдруг повеселела гарпия. – Думала, вас без присмотра оставят? Не надейся. Хозяйские глаза и уши везде. Борис Валентинович – гений, умнейший человек, он сам систему контроля придумал. Чихнешь, а босс услышит. Хочешь в катакомбы?
Я сгорбилась.
– Упаси бог! Нет.
– Там круто, – ехидно сказала Лика, – крысы больше собаки, ходят стаями, темно, по полу дерьмо всякое течет.
Я затряслась. Анжелика похлопала меня по плечу и сменила гнев на милость.
– Не дрожи! Ты мне нравишься, ведешь себя тихо, поэтому дам тебе подсказку. Эпохов у компа сидит, за всеми следит. Если прямиком к Полине потопаешь, нигде не задержишься, получишь положительные баллы. Будешь гулять по лесу, сразу минус восемьдесят. А там и до катакомб недалеко. Усекла?
Я начала кланяться.
– Как мне вас отблагодарить за предупреждение? Что я могу хорошего для вас сделать? Только скажите, все выполню.
– Подумаю и сообщу, – улыбнулась Анжелика. – Знай, с Нефедовой, то есть со мной, надо дружить. А вот с Полиной держи ухо востро. Она в Волчьей пасти не первый год, вроде раскаялась, но я не верю ей. Такие не исправляются.
– А почему Полина здесь очутилась? Простите за любопытство! – прошептала я. – Наверное, неприлично об этом спрашивать? У вас такое поведение не приветствуется?
Лика задрала голову.
– Деревья здесь высокие, густые, неба почти не видно. Территория вокруг дома не огорожена забором, иногда к нам забредают медведи, лисы. Павел в прошлом году волка видел. Если ты за ужином встанешь и честно расскажешь, что натворила, то Борис Валентинович тебя с первого уровня на второй переведет. Или за обедом. Почему на еду по два часа отводится? Трапезы – это собрания, во время приема пищи шеф с вами общается, а у преступников есть момент для раскаяния.
– Простите, госпожа Нефедова, – забубнила я, – приехала вчера поздно вечером, порядков не знаю, об уровнях впервые слышу.
Лика опустилась на стоящую у двери лавочку и похлопала ладонью по сиденью.
– Можешь тут устроиться. Если на десять минут к Полине позже прирулишь, беды не будет. В Волчьей пасти, как в школе, надо переходить из класса в класс. Есть пять уровней. Первый: преступник. Второй: человек, который осознал, что поступил плохо. Третий: хочу исправиться. Четвертый: я теперь иной. Пятый: готов помогать другим очиститься от скверны. Борис Валентинович до того, как подопечный сам в грехах не сознается, никому о том, что он натворил, не сообщит. По его мнению, мерзавец, по собственной воле объявивший вслух о своих деяниях, встал на правильную дорогу, но подталкивать человека к такому шагу нельзя. Он сам должен созреть. Поднявшись на вторую ступень, ты заслуживаешь поощрения, поэтому босс переведет тебя в хорошую спальню, получишь возможность посещать библиотеку, ну и кое-что еще. Но главное другое. После признания тебе станет намного легче. Поверь, это так. Все, кто работает в Волчьей пасти, полностью отучились в «школе», мы не скрываем прошлого, более того, обязаны рассказывать новеньким, что натворили. Если Полина не станет откровенничать, свистни мне, я сообщу шефу, он ее накажет. Нежелание повторять историю преступления считается рецидивом болезни, Полину включат в вашу группу и заставят заново пройти весь путь.
– А почему она тут? – полюбопытствовала я.
– Правило номер один. О себе говори, о других никогда, – наставительно объяснила Анжелика, – чужие грехи не повод для сплетен.
– А вас как угораздило сюда попасть? – продолжала я беседу.
– Отца с матерью и брата хотела сжечь в бане, – спокойно ответила Лика, – родители не разрешили мне с рок-группой петь, я с коллективом в тур по России собралась, а Серега предкам настучал, что я чемодан сложила. Папаша меня ремнем выдрал и в особняке запер. Ну я и решила, что без семьи мне лучше станет, все деньги мои, я одна наследницей крутого бизнесмена буду, дождалась, пока родители париться пошли (брат, на мою удачу, с ними отправился), дверь сауны снаружи заблокировала, термостат на самую большую температуру поставила и ушла к подруге. Мне тогда едва шестнадцать лет исполнилось, ума ноль. Отец с братом створку вышибли, все живы остались. Тридцать дней я в комнате своей взаперти провела, родители требовали: «Признайся, что нас убить хотела», а я в ответ: «Неправда, у подруги чай пила, кто к двери диван приставил и температуру повысил, не знаю. У папы много врагов, они кого-то из прислуги подкупили». Потом предки выпустили меня из плена, посадили в самолет, сказали: «Анжелика, давай забудем эту историю, слетай на море, отдохни, подумай о своем поведении, возвращайся, и заживем по-прежнему». Я обрадовалась, решила: прокатило. В аэропорту меня встретили, в отель на машине повезли, угостили лимонадом… и я в Волчьей пасти очутилась.
– Думала, здесь только те, кто совершил убийство, – не удержалась я.
Лика исподлобья взглянула на меня.
– Я убийца, а то, что люди спаслись, значения не имеет. Трудный путь мне пришлось пройти, чтобы стать другим человеком. Борис Валентинович может показаться жестоким, и сначала я его ненавидела, но спустя время поняла: профессор из гадины сделал меня хорошим человеком. Не окажись я здесь, могла бы еще на чью-то жизнь покуситься. Перешла черту? Украла, убила? Потом спокойно повторишь этот опыт, подумаешь: один раз с рук сошло и во второй получится. Я на краю бездны балансировала, а Эпохов меня от обрыва оттащил.
– А почему ты здесь осталась? Могла же уехать, – удивилась я.
Лика поправила стянутые в хвост волосы.
– Увидев, что я переродилась, шеф меня в кабинет вызвал и сказал:
– Если хочешь, уезжай в любой момент, но знай: твоя семья давно перебралась за границу. Я родне сообщил: «Ваша дочь теперь достойный человек, от прежней дряни и следа не осталось». Твой отец ответил: «Не понимаю, о ком вы говорите, у нас с женой один сын». Ну и я поняла, что ни папе, ни маме, ни брату не нужна. Спасибо, Борис Валентинович у себя оставил, в Казалини не отправил, разрешил здесь жить, я не простая горничная, экономка, мне Павел, Федор, Полина, Зинаида, Ксения и все остальные подчиняются.
Я отметила новое имя «Зинаида» и протянула:
– Красивые у вас туфли, черные с серебряными пряжками, похожие Феррачало часто делает. Люблю его обувь.
Анжелика вытянула правую ногу.
– Ну это не его модель. Мы здесь носим форму, такие лодочки у всех женщин, платья одинаковые.
– Хорошо, что фурнитура под серебро, – одобрила я, – на мой взгляд, золотая вульгарна. А мне такие дадут? В комнате я нашла ужасные тряпки и деревянные башмаки. А что такое Казалини?
Лика встала.