Соната незабудки
Шрифт:
В течение двух последующих месяцев благодаря мудрым планам, изобретенным Айлой, Одри и Луис виделись гораздо чаще. Пока Генри и Роуз питали тщетные надежды относительно брака Одри и Сесила, расценивая их частые встречи как признак взаимной симпатии, Айла помогала прятать записки на станции, провожая Одри в клуб и устраивая все таким образом, чтобы влюбленные могли побыть наедине. Она каталась с ними верхом по пампе, и они не просили оставить их вдвоем, потому что демонстрировать привязанность друг к другу им доставляло особое удовольствие. Они нуждались в Айле. Не будь этой девочки, их любовная связь ограничивалась бы встречами в саду. Айла
Дни становились короче, приближалась зима. Сесилу понадобилась вся его смелость, чтобы пригласить Одри на ужин. Чем чаще он думал, что именно скажет, тем больше нервничал. Он чувствовал себя неуклюжим великаном: руки слишком велики по сравнению с туловищем, язык — со ртом, а нос — и того хуже… Ему никогда прежде не было так неуютно в собственном теле. Присутствие Одри лишало его привычной самоуверенности. В этой девушке была загадка — отстраненный взгляд, легкая походка… Он не мог избавиться от ощущения, что она все время ускользает от него. Иногда ему даже казалось, что она уделяет ему внимание из вежливости. Но Сесил снова и снова делал скидку на ее характер. Просто Одри — менее страстная и импульсивная по сравнению со своей младшей сестрой. Он утешал себя мыслью, что, скорее всего, она, так же как и он, очень волнуется.
И только в конце июня, когда зима украла у птичьего дерева его листья и песни, Сесил наконец осмелился пригласить Одри на ужин.
— В это время года здесь очень пустынно, не правда ли? — сказал Сесил, прогуливаясь с Одри по спящему саду.
Одри ощутила невероятный прилив чувств, когда они проходили мимо вишневого дерева, ставшего молчаливым свидетелем ее недозволенной любви. Это дерево прятало влюбленных знойными летними ночами. Несмотря на свою абсолютную наготу, оно сохранило в замерзших ветках нежные воспоминания.
— Да, действительно очень пустынно, — ответила она. — Но мне нравится смена времен года. Летом очень жарко и влажно. А теперь так приятно устроиться у камина и почувствовать удовольствие от зимней прохлады.
— Вы правы, — согласился Сесил, нервно потирая руки. — Здесь не так холодно, как в Англии.
— И не так сыро.
— Да, согласен, — усмехнулся он.
Одри обратила внимание на напряженные нотки в его голосе. Она терялась в догадках.
Они молча дошли до ворот в конце сада. Одри ушла в себя. Спящие цветочные клумбы под сгнившей листвой напоминали ей кладбище — там, под покровом, жили души растений, ожидая весеннего воскрешения.
Сесил закашлялся. Он увидел, что скоро они подойдут к дому, и решил, что пришла пора сказать о главном.
— Одри… — начал он. Девушка посмотрела на него и улыбнулась. «Улыбка ободрения», — подумал он и смело продолжил, переходя на «ты»: — Я бы хотел пригласить тебя на ужин.
Ее глаза заблестели от удивления, а щеки стали пунцовыми.
— Вот как! — сказала она.
— Я еще не просил разрешения у твоих родителей, потому что хотел сначала поговорить с тобой, — объяснил он.
Девушка потупила взор и тихонько засмеялась. Каким серьезным и официальным тоном он приглашает ее на свидание!
— Сесил, как мило с твоей стороны пригласить меня!
Он не знал, поняла ли она всю серьезность происходящего. Речь ведь шла не об ужине. Он просил у нее разрешения продолжить ухаживания.
— С каждым днем ты очаровываешь меня все больше и больше, — продолжал он в надежде помочь девушке избавиться от каких бы то ни было сомнений по поводу своих намерений.
На этот раз Одри с трудом выдавила из себя улыбку.
— Да, вы с Луисом стали частью нашей семьи, — сказала она, очевидно, неверно истолковав его слова. — Мама и папа относятся к вам, как к своим сыновьям.
— Твои родители очень добры, — согласился Сесил, глядя, как она скрещивает руки на груди. Застенчивость девушки вызвала еще большее восхищение и придала уверенности.
— Да, они очень добры, — ответила Одри, зная, что родители были бы счастливы узнать, что Сесил официально начал за ней ухаживать. Она чувствовала, что почва уходит из-под ног, и, чтобы поскорее окончить разговор, зашагала быстрее. Ей нужно было посоветоваться с Луисом и Айлой. Они наверняка знают, что делать.
Когда они вошли в дом, Луис заметил напряжение на лице Одри и горделивую улыбку, игравшую в уголках губ брата, и понял, что, пока он рисовал Айлу, случилось что-то очень важное. Он также отметил, что его возлюбленная спешит уединиться для разговора с сестрой. Одри с благодарностью посмотрела на него и в смятении покинула комнату, оставив Луиса нервно ерзать на стуле и теряться в догадках относительно того, что произошло.
Сесил нашел главу семьи в кабинете. Генри Гарнет писал письма. Как всегда безукоризненно вежливый, молодой человек спросил, может ли босс уделить ему несколько минут.
— Конечно, — ответил Генри, жестом приглашая Сесила присесть у камина. — Унылый день, ужасно холодно, — Генри отложил ручку и повернулся к Сесилу, демонстрируя готовность выслушать его.
— Я прошу вас разрешить мне ухаживать за Одри.
— Вам не нужно мое разрешение, Сесил. У моей дочери есть голова на плечах, и именно у Одри вам следует спрашивать согласия, — добродушно хмыкнул Генри.
— Я уже сделал это, и она позволила мне пригласить ее на ужин.
— Я счастлив, — воскликнул Генри. — Одри уже не ребенок, но у нее нет опыта в общении с мужчинами. Я рад, что она попадет в заботливые руки.
Сесил был польщен.
— Я месяцами думал об этом, Генри. Я работаю на вашем предприятии, и мне казалось, что такая просьба могла бы быть расценена неверно.
— Какая чушь, дорогой Сесил! Мы с Роуз с удовольствием наблюдаем, как крепнет ваша дружба. Мы благословляем вас, и, если вы получите согласие Одри, вам не о чем беспокоиться.
— А теперь я пойду и обыграю своего брата в шахматы, — весело сказал Сесил, вставая с кресла. Его сердце стало невесомым, словно облако.
Генри смотрел ему вслед и думал о том, как же сильно он отличается от Луиса. «Похож, как гвоздь на панихиду», — сказал он сам себе, качая головой. В какой-то момент он с ужасом представил Айлу и Луиса супружеской парой и вздрогнул. Никто бы не удивился, если бы его своевольная младшая дочь влюбилась в такого мужчину, как Луис. Нет, в парне не было ничего плохого, просто муж из него получился бы неважный.