Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.
Шрифт:
Мне нужно было быстро решить: спрятаться ли в старом Сартовском городе (где у меня было много друзей среди влиятельных и богатых сартов) и там переждать, пока все уляжется, или идти примыкать к восставшим? Выбрал последнее. И хорошо сделал — несмотря на все трудности и ужасы похода, я все же был в движении, напряженно и неуклонно двигался вперед. Если бы спрятался, то сидел бы несколько месяцев спрятанный в подземелье, без воздуха и света, ожидая каждую секунду ареста и расстрела. Трое так спрятавшихся и выжидавших позже присоединились к нам в Бухаре. Сели они в подземелье молодыми людьми, а к нам прибыли поседевшими, полунормальными,
Итак, иду и являюсь в штаб повстанцев. Меня любезно встречают Осипов, Гагенский и К. Меня покоробило, что они были пьяны. Но может быть, выпить пришлось для успокоения нервов и для храбрости. Получаю винтовку и в командование роту мадьяр, с которыми и беру с налета кладбище, с засевшими там большевиками. Затем мне дают человек шестьдесят детей: гимназистов, кадетиков и штатских «добровольцев–охотников». Половина, если не больше из них и ружья никогда не держала в руках. Пришлось, на скорость, учить их хоть обращаться с ружьем и показать, что нужно делать, чтобы не выпалить случайно в спину своему же товарищу. С этой «ротой», мне дано было приказание охранять указанный район. Но у детей воодушевления и старания оказалось много, и все обошлось без «несчастных случаев». В первой же стычке с взрослыми большевиками они так подбодрились, что обезоружили их и взяли в плен человек тридцать пять.
В это время уже были захвачены крепость, казармы с киргизами–солдатами, которые не колеблясь перешли на нашу сторону, почта, банк, вокзал и другие учреждения.
Зима в этом году была снежная, но первые дни не было мороза. Днем светило солнышко и пригревало, но к вечеру поднимался холодный ветер и становилось очень даже прохладно. Вышел я из дому, надев все новенькое. Френч с значками учебными и полковым, элегантные, тонкие бриджи и мягкие высокие сапоги. В общем так я являлся вдовствующей Императрице — шефу нашего полка. Сверху надел, за неимением другого, легкое летнее серое штатское (от «Жокей–клуба» — в Петербурге), а на голову легкую защитную офицерскую фуражку. Конечно, в таком наряде я быстро стал страдать от холода — но пришлось привыкать к длительному терпению.
Наша «детская игра» длилась всего сутки. До нас иногда доходили слухи о том, что делается в городе. За это время нас раза два покормили и напоили горячим чаем жители занятого нами квартала. Но вот прибегает, под вечер второго дня, гимназистик и шепчет мне, что «отряд повстанцев покинул город, восстание сорвано рабочими, бывшими на нашей стороне. Спровоцированные большевиками–главарями (по нашему, конечно, упущению), они были приглашены явится якобы за оружием и патронами в мастерские завода. Их впустили и затем заперли там, угрожая оружием. Восстание лишилось главных сил.
Решил проверить «донесение» и с четырьмя «телохранителями» пошел на главную почту, которая была недалеко. Прихожу и вижу полную растерянность и отчаяние среди там присутствующих повстанцев. Узнаю, что «отряд» действительно вышел из города, будто по Чимкентской дороге. Задумался, что делать. Решил, что надо сперва спасать «детскую роту». Приказал им немедленно засунуть куда-либо оружие и бежать домой к их родителям (верно, уже потерявшим голову от беспокойства — за некоторыми матери уже приходили и за руку уводили воинов горько плачущих), ложиться спать, а наутро никому ни слова о том, где они были и что делали накануне. Будто это все они во сне видели. Всю речь к детям
Вижу недалеко от почты стоит очень славная лошадка, запряженная в легкий двухколесный шарабанчик, весь набитый старым оружием. Тут же вертелся пленный австриец. Спрашиваю его по–немецки, чья лошадь. Оказывается, ему приказали взять ее в кооперативе и привезти оружие. Выбрав из оружия себе большой, пятизарядный «Смит–Вессон», остальное оружие приказал австрийцу выкинуть из экипажа. Сел и, не заезжая домой, поехал к своему знакомому, вспомнив, что он служит агрономом как раз на участке Чимкентской дороги. К счастью, застал его дома собирающимся ехать к себе на участок. Он мне дал шляпу, которую я и надел, а фуражку спрятал на груди. Закусив, мы двинулись в путь.
На выезде из города думал буду арестован собравшейся толпой рабочих, но все прошло благополучно, т. к. моего знакомого многие рабочие знали хорошо. Удалось узнать, что отряд большой, даже с пушками, прошел действительно по Чимкенской дороге. Мы ночью добрались до участка; хорошо пообедал, послушал хорошую музыку (знакомый великолепно играл на виолончели), выспался.
Наутро, поблагодарив за гостеприимство и простившись со знакомым, сел в шарабанчик и по снегу, уже на четверть (это его за ночь столько нападало, он начал идти, еще когда мы ехали), покатил догонять отряд, ушедший из Ташкента, предварительно выбрав себе псевдоним и записав его на бумажку).
Отряд нагнал в семи верстах, всего, значит, от Ташкента верстах в пятнадцати. Являюсь начальнику отряда, которым временно командовал генерал Ж., показываю ему бумажку без свидетелей и прошу тайны. Он понял, сжег бумажку и говорит громко: «Итак, штабс–ротмистр Михаил Михайлович Зернов, вы являетесь очень вовремя. Я организую конницу. Будьте любезны мне в этом помочь как старший в чине из моих немногочисленных кавалеристов. А лошадку с шарабанчиком я у вас конфискую. Мне, старику, эта упряжка очень подходит. Вам же будут выданы деньги, и вы купите себе хорошего коня и все необходимое для похода».
Купил себе сразу же очень выносливого казачьего конька с седлом, папаху, полушубок, а вот валенок так и не достал, оставшись в своих сапожках, быстро ознобил пальцы. Я уже позже в горах купил и надел сверху сапог меховые мокасины.
С отрядом из Ташкента вышли человек сорок — пятьдесят конных, среди которых было и несколько кавалеристов. Принялся, при содействии новых друзей, организовывать конный отряд–сотню. Как мы это быстро ни проделывали, но драгоценное время уходило. Сперва было решено весь отряд рассадить по дровням, пользуясь чудным, редким в этом крае снежным путем, и быстро налететь на Чимкент и его занять. Но генерал и его правые и левые руки воспротивились, говоря, что без конницы воевать нельзя. Это решение и погубило все дело.
Когда мы через трое суток (кажется), имея сотню или эскадрон, двинулись на Чимкент и пустили конницу в атаку, то потерпели сразу неудачу. Чимкент был уже вместо окопов обложен хлопковыми тюками, благо их там было немало, в город введен крупный отряд красных, и наша «кавалерия» была встречена картечью из орудий. К счастью, нас, атакующих, прикрыла складка местности, и картечь пронеслась над нашими головами. Пришлось отряду повернуть и идти обратно к Ташкенту, чтобы на полпути свернуть на дорогу, ведущую на селение Фогелевку.