Сорок 2 дня
Шрифт:
— Нет, я выпила в квартире.
Его глаза вспыхивают.
— Шампанское? — вспоминает он.
Я отрицательно качаю головой.
— Водку.
Он кивает.
— Тебя нужно покормить, — констатирует он.
Нас приглашают к тому же столику. Я внимательно наблюдаю за ним, стараясь что-нибудь разглядеть за его маской, выражающей полное безразличие. Как в тумане я заказываю еду, когда она прибывает, беру нож и вилку. Еда проскальзывает между моих губ, но я не чувствую вкуса. Я поднимаю на него глаза и ловлю его взгляд, наблюдающий за мной. Он смотрит на меня глазами хищника, не притронувшись
— С тобой все в порядке?
— Да, — говорю я, покрываясь красными пятнами от смущения. Мне нужно выйти в дамскую комнату и привести себя в порядок.
— Извини, — хриплю я, положив салфетку на стол и вставая.
Он тут же подымается в ответ. Я выхожу из-за стола и чувствую, как его глаза буравят меня, действительно ли со мной все в порядке. Я вхожу в дамскую комнату и смотрю на себя в зеркало. И снова, как и в тот раз, меня удивляет мое отражение. Честно говоря, я не узнаю себя с новой прической, в элегантной одежде, с макияжем, но больше всего, я не узнаю, как выглядят мои глаза. Безумными.
— Я — Лана из муниципальных бараков, мать Сораба, — говорю я вслух.
Часть волос свободно падает вниз. Я осторожно закрепляю непослушные волосы шпилькой. Кажется, хорошо. Делаю глубокий вздох и возвращаюсь к столу.
Блейк так и не притронулся к блюду. Вместо этого, он допил виски и заказал еще. Он смотрит на меня поверх ободка своего стакана.
— Ты что, не голоден? — спрашиваю я.
Он ставит стакан на стол и ловит мои пальцы. Его руки точно такие же, как я помню, твердые, теплые, сильные. Он поворачивается и смотрит на мои ногти.
— Очень мило, — говорит он мягко, и подносит их к губам, целуя. Это ироничный жест, но от прикосновения его прохладных губ, я испытываю дрожь возбуждения. Я вспоминаю его губы, улыбающиеся в сексуальном приглашении. Он позволяет своим пальцам пробежаться по коже к моему запястью.
— Девственный блядский шелк, — его глаза поднимаются к моим. Между густых ресниц его глаза смотрят жестко, требовательно.
— Ты хоть немного скучала по мне, Лана?
На мгновение я забываю и реагирую эмоционально, я вижу, какая буря происходит в его глазах.
— Не было ни одного дня, когда я не тосковала по тебе, — шепчу я.
Он вырывает свою руку, словно я ударила его, и начинает громко смеяться, в удивлении качая головой.
— Теперь я понимаю, почему я ошибся по поводу тебя. Ты совершенно беспощадна. Очень, очень опасная соблазнительница, которая действительно поймала меня в сети.
Он допивает свой стакан и, смотрит в сторону, жестом указав официанту принести еще. Когда он снова поворачивается ко мне лицом, его глаза поблескивают.
— Так сколько же мой отец заплатил тебе?
Я молчу, потому что ступаю на опасную территорию. Мой контракт с Викторией не позволяет раскрыть сумму или сообщить, что она мне заплатила. Официант появляется с очередным виски и ставит его перед ним.
— Другой, — рявкает Блейк.
Официант незаметно кивает и убирает его пустой стакан одним плавным движением, Блейк не отрываясь смотрит на меня.
Билли права, моя позиция шаткая и неубедительная. В его глазах я должна быть худшей из шлюх. Впереди только еще больше непонимания и боль для нас обоих. Боль уже началась, физическая боль, наполнившая мою грудь. Я никогда не смогу рассказать ему правду. В его памяти я всегда буду порочным романом. Леди Гага поет: «Я хочу твои ужасы. Я хочу твою боль.»
— Прости, но мне пришлось подписать соглашение о неразглашении, — говорю я, полностью осознавая, что без озвученной правды, он всегда будет презирать меня. Я откидываюсь на спинку кресла, чувствуя себя полностью запятнанной. В его глазах я никогда не буду снова чистой. И, черт побери, с этим я ничего не могу поделать. Официант возвращается с виски.
— Я знаю, что ты злишься, но…
— Закрой рот! Ты даже не представляешь, — со скрежетом говорит он, через стиснутые зубы.
Я закрываю рот. Я никогда не видела его таким, чтобы он так открыто не сдерживал свою ярость. Раньше он всегда умел контролировать себя и быть выглядеть сдержанным. Даже когда однажды он с кем-то разговаривал по телефону и злился, его ярость так не выплескивалась наружу, когда я стояла, как вкопанная, за дверью, в полной пугающей тишине, прислушиваясь.
Он агрессивно залпом выпивает свой виски, и опускает пустой стакан на скатерть.
— Хочешь еще поесть?
Я отрицательно качаю головой, совсем не так представляя себе этот наш вечер.
Он сжимает челюсть и просит счет.
Кто-то в костюме несется в его сторону.
— Что-нибудь случилось? — с беспокойством спрашивает подлетевший мужчина.
— Все в порядке, — он смотрит на меня тяжелым и темным взглядом.
— Но ваше основное блюдо...
Блейк не отрывает взгляд от меня.
— У меня есть незаконченное дело, о котором я должен, позаботится, Антон.
Я ужасно краснею, и Антон ускользает с впечатляющей скоростью, хотя по нему не скажешь, что он так быстро может передвигаться. Другой официант с бесстрастным лицом, как его научили, полный профессионализма, подходит со счетом. Блейк подписывает его, подымается из кресла и подходит ко мне. Я встаю вслед за ним, и он уводит меня из ресторана. Мы не дотрагиваемся друг до друга за исключением его руки, лежащей у меня на пояснице, показывая что именно он обладает данной собственностью, наверное, так мужья держат своих жен.
В машине никто из нас не произносит ни слова, но каждая клеточка моего тела реагирует на его близость. У меня настолько сильное желание к нему, что я крепко сжимаю руки в кулаки, и чувствую уже пульсирующую боль между своих ног. Фактически, желание настолько высоко, что чуть ли не доходит до отчаяния. Я украдкой смотрю на него. Его взгляд направлен вперед, скулы застыли, словно выточенные из камня, но, вена у горла пульсирует, словно бомба замедленного действия. Я знаю, это тиканье. Оно сообщает мне, что он с трудом сдерживается, так сильно и глубоко он хочет меня трахнуть. Похоже, что он хорошо и по-настоящему глубоко застревает в своем порочном романе.