Сорок имен скорби
Шрифт:
— А что сказал ваш источник?
— Ники? Если вы думаете, что кто-нибудь еще когда-нибудь увидит Ники Белла, то вы идете по ложному пути. Его жена подтвердила: из дома исчез чемодан и кое-какая одежда, но, думаю, это была просто инсценировка. Полагаю, Кайл Корбетт отправил его на дно Форельного озера.
Пес вернулся на диван, но Бернсайд, похоже, этого не заметил.
Когда Делорм надевала сапоги, он смерил ее взглядом с ног до головы. Она знала, что привлекательна, но поняла: на сей раз на нее смотрят не как на женщину.
— Вы ведь и этим Виндиго занимаетесь, верно? Я же знаю.
— Да, это так.
— Виндиго — мерзкое дело.
— Угу.
— Просто мерзкое, мисс Делорм. Но расследовать деятельность собственного партнера… Многие полицейские — лошадники, ПДПО, да кто угодно, их полно… так вот, многие копы сказали бы, что наблюдать за партнером по расследованию — гораздо омерзительнее.
— Спасибо за кофе. Мне надо было взбодриться. — Делорм доверху застегнула кнопки на куртке, надела перчатки. — Но я вам ни слова не сказала, за кем я наблюдаю.
13
Заведение «Д'Анунцио» по-прежнему как магнит притягивало подростков — так было и в годы детства и юности Кардинала. На первый взгляд это было просто нечто среднее между лавкой «Овощи-фрукты» и киоском с газированной водой — место, мало подходящее для тусовок. Но дело в том, что Джо д'Анунцио, человек с повадками монаха и талией оперного певца, числил каждого, кто приходил к нему в магазин, своим другом. Он с опытностью бывалого бармена обращался со своими автоматами для газировки, а к юным клиентам относился точно так же, как к пожилым, позволяя тинейджерам часами просиживать в деревянных кабинках в задней части зала со своими кока-колами, чипсами и шоколадными батончиками. В детстве Кардинал с другими церковными служками обычно прибегал сюда прямо из собора, после мессы, а потом они выросли из своих сутан и стихарей и приходили сюда уже вместо церкви, заменяя сигаретами «Ротманс» и «Плейерс» запах ладана, а воздушным шоколадом и молочными коктейлями — хлеб и вино.
Кардинал мелкими глотками пил кофе и смотрел на парнишку, прилипшего к игровому автомату.
Во времена его детства тут стоял бильярдный автомат. Это была более осязаемая, менее отвлеченная игра, и за десятицентовую монетку ты получал массу звона и треска. Теперь же под управлением юнца, нажимавшего на кнопки, преемник этой машины издавал раздражающие попискивания и гудки.
— Когда сгорел тот дом, Джо?
— На Мэйн-Вест? — Джо подал две вишневые кока-колы двум девочкам-блондинкам, одинаково подстриженным: с одной стороны волосы ежиком, с другой — длинные. У обеих в ноздрях сверкали сережки, напоминавшие Кардиналу хромированные прыщики. В его время девочки носили длинные волосы с пробором посередине, и в этом было что-то нежное и томное — по крайней мере, так сейчас казалось предавшемуся ностальгии Кардиналу. Почему нынешние девчонки уродуют себя ради моды?
Джо обогнул стойку и вернулся к кассовому аппарату.
— Вроде бы в ноябре. В начале ноября. Пять или шесть пожарных машин приезжало.
— Ты уверен, что это было не позже? Не после Нового года?
— Точно нет. Горело до того, как мне грыжу оперировали, а операция была десятого ноября. — Джо ловко повернулся и подлил Кардиналу кофе. — Как это ты пропустил такой пожар?
Двое пропавших детей. И потом, Кэтрин как раз в ноябре начала выпадать из реальности. У него были тогда другие заботы.
Он отнес чашку на
Кардинал вышел из заведения и, лавируя в потоке машин, выбрался на Алгонкин-роуд. Тот человек заполнял бланк, лежащий на планшете. Кардинал представился.
— Том Купер. Строительная компания «Купер констракшн». Просто отмечаю, как медленно у них подвигается дело с расчисткой. Они должны были все убрать еще ко вторнику. А сегодня пятница. В этом городе трудно найти профессионалов. Я имею в виду — настоящих профессионалов.
— Мистер Купер, как я понимаю, владельцы строительных фирм приглядывают за подобными участками. Вы случайно не знаете, есть еще какие-нибудь незаселенные дома на Мэйн-Вест?
— Никаких. На Мэйн-Вест — нет. Есть один на Макферсон, еще один — на Траут-лейк. Но тут, в городе, они подолгу не пустуют.
— Я просто слышал, на Мэйн-Вест простаивает какой-то дом. По крайней мере — простаивал в декабре. Там любили собираться подростки, возможно — употребляли наркотики. Вы не слышали о таком месте? — Кардинал чувствовал, как глухо звучит его голос. След слабый. Совсем тонкая ниточка, легко может оборваться.
Купер сунул планшет под мышку и бросил взгляд на западную часть улицы, словно там могло внезапно возникнуть пустое здание.
— На Мэйн и Мэйн-Вест, насколько я знаю, ничего такого нет. А, так вы, может, имеете в виду Тимоти-стрит? — Он повернулся обратно, совершив ловкий разворот, казалось, на одних каблуках. — Формально адрес — не Мэйн, но это на углу.
— Угол Тимоти и Мэйн-стрит? Рядом с железной дорогой?
— Именно, — кивнул Купер. — Но подростки там вряд ли могли тусоваться. Там все заперто, как в крепости. Уже больше двух лет на здание наложен арест из-за дела о наследстве. Какое-то вздорное семейство, насколько я слышал.
— Спасибо, мистер Купер. Вы мне очень помогли.
— Это как-то связано с той дикой историей на Виндиго, нет?
Купер, как и все жители Алгонкин-Вей, пристально следил за этим делом. Есть подозреваемые? Тут замешаны только местные? Может, подключится конная полиция? Не стоит никого винить за любопытство. Кардиналу удалось освободиться не раньше, чем он выслушал целую теорию, в которой, в числе прочего, упоминалась секта сатанистов.
Он миновал пяток кварталов, направляясь к Тимоти-стрит, и сбросил скорость, переезжая через железнодорожные пути. По северной ветке ходили в основном товарняки, доставлявшие нефть в Кокрейн и Тимминс. В детстве Кардинала каждую ночь будил свисток тепловоза, пересекавшего Тимоти-стрит. Одинокий звук в тишине, но какой-то уютный: такое же впечатление на него всегда производил крик гагары.
Это был старый викторианский дом, опоясанный террасой. Красный кирпич над заколоченными окнами потемнел от железнодорожной копоти: слепое здание с черными глазницами. Громадные сосульки свисали с углов крыши как горгульи. Большой по меркам Алгонкин-Бей двор был окружен высокой живой изгородью.