Сорок монет
Шрифт:
— У меня каменное? — засмеялся Тойли Мерген и устроился поудобнее. — Тут ты ошибаешься, Гайли-бек! Это у тебя оно каменное. Иначе бы ты позаботился о колхозном добре, а не только о своём. Сам посуди, что будет, если выращенный народом хлопок останется в поле и попадёт под дождь? Подумал ты об этом? То-то и дело, что нет. А ведь это не чужой хлопок, а твой и мой.
— Тойли! Не делай этого! — склонив голову, молил Кособокий. — О хлопке поговорим потом. Сначала останови свой трактор.
— О хлопке есть смысл говорить либо сейчас,
Трактор тем временем неумолимо приближался к арбузам.
Кособокого прошиб пот от ужаса. Он уже был не в силах смотреть в ту сторону и на мгновение даже зажмурился.
— Я буду жаловаться! — пронзительно закричал он вдруг и подпрыгнул, будто к нему прикоснулись раскалённым железом. — Ты ещё за это ответишь… Глядите, люди, что он со мной делает!
С этими словами Гайли угрожающе схватился за ржавый кетмень, валявшийся у межи.
— А ну, положи кетмень на место! — поднялся в полный рост Тойли Мерген и приблизился вплотную к Кособокому. — Перестань попусту кричать. Всё равно никого кругом нет — весь народ в поле.
Кособокий вяло отшвырнул кетмень, хлопнул шапку оземь и рухнул перед зятем на колени, бессильно бормоча:
— Тойли! Я был неправ… Обещаю тебе исправиться.
Увидев, что трактор остановился, Тойли Мерген крикнул в ту сторону:
— Ты чего стал? Валяй дальше… Из его обещаний обеда не сваришь. Завтра он скажет, что сам хозяин своему слову, и наплюёт на нас… Поторапливайся!
— Не говори так, Тойли! Я во гневе на всё способен…
— Ты только и способен, что пожрать на дармовщину, — отмахнулся Тойли Мерген. — Пока не увижу тебя на хлопковом поле с фартуком на шее, ни одному твоему слову не поверю.
Кособокий опять вскочил и, схватив зятя за руку, стал с силой трясти её.
— Останови трактор! Прошу тебя, останови трактор! — приговаривал он.
— Отстань! — сказал Тойли Мерген и снова прилёг на траву.
— Значит, всё перепашешь?
— Обязательно.
— Через мой труп! — в отчаянии крикнул Кособокий Гайли и, высоко подкидывая свои длинные ноги, кинулся наперерез трактору.
Мотор сразу умолк.
Несколько раз затянувшись сигаретой, Тойли Мерген отбросил её и встал.
— Ты почему остановился? — обратился он к трактористу. — Продолжай.
— Как же можно, Тойли-ага?
Паренёк вытянул шею из кабины и округлившимися глазами смотрел на Гайли Кособокого, лежавшего на земле поперёк борозды.
— Да, ну и дела! — покачал головой Тойли Мерген. — Что же, на сегодня, пожалуй, хватит.
При свете вечерней зари сборщики группами возвращались с хлопковых полей. Вот от стайки девушек отделилась Язбиби и направилась к дому, очень довольная тем, что и сегодня ей удалось обогнать Амана. К этому времени Акнабат уже обменялась новостями с
Язбиби вприпрыжку вбежала в дом. Ей не терпелось рассказать о своих сегодняшних успехах, но, увидав вспотевшую тётушку Акнабат, которая сидела посреди комнаты и сливала из чайника в пиалу остатки чая, девушка промолчала. Она лишь почтительно поздоровалась из уважения к седым волосам гостьи, но слушать её обычные приветствия, вроде: «Как поживаешь, дочка!.. Не сглазить бы, говорят, работаешь как следует?..» — не стала и, извинившись, прошла к себе в комнату.
Тётушка Акнабат прочла на лице девушки явное недовольство и не стада задерживаться.
— Что-то я сегодня засиделась у тебя, Донди, — мигом перестроилась она. — Я когда прихожу к тебе, мне вообще не хочется вставать. Но теперь, пожалуй, пора. Раз пришла Язбибиджан, то и мои, видно, вот-вот, явятся. Я, по правде сказать, сегодня и обеда-то не готовила. Пойду похлопочу на скорую руку… Так что ты, Донди, советуйся с кем хочешь, но всё же поторапливайся.
— За мной дело не станет. Вот только скажу её отцу. Не думаю, что он будет против. Давай назначай день, Акнабат.
Проводив гостью, Донди стала убирать посуду. В это время из своей комнаты вышла Язбиби.
— Мама, ты о чём хочешь говорить с папой? — гневно спросила она.
— Разве ты не знаешь, дочка? — изобразила удивление Донди.
— Нет, из твоих уст я пока ничего не слышала, хоть и догадываюсь обо всём.
— Ну-ка садись, если не слышала.
— Считай, что я сижу, мама.
— Если правду говорить, дочка, то я думаю стать тётушке Акнабат сватьей.
— Думаешь пли уже решила?
— Если согласится твой отец…
— Почему — отец? Разве не следует раньше меня спросить, мама?
— А разве ты маленькая? Ведь тётушка Акнабат то и дело к нам ходит, что же ты не понимаешь — зачем.
— Напрасно, мама.
— Вот так раз! Я-то думала, ты обрадуешься… Такого зятя, как Аман, да таких сватьев, как Тойли Мерген и тётушка Акнабат, поискать…
— Это всё так, мама. И тётушка Акнабат славная женщина. И Тойли-ага уважаемый человек. И сын их Аман…
— Что же тебе ещё нужно? — Старая Донди подошла к дочери и удивлённо заглянула ей в лицо. — Смотри, так всю жизнь и проходишь в девушках, весь век будешь караулить материнские стены.
— Ничего, как-нибудь выйду замуж…
— Вот и выходи! — стала нажимать Донди на дочь.
— У каждого свои желания и свои мечты, мама, — вздохнула Язбиби.
— Ты мне это брось, — повысила голос Донди. — Я догадываюсь, что ты хочешь сказать.
— Не кричи, мама.
— Ещё как закричу! Я ведь не глупее тебя. Ну, если бы мне не нравился их парень — и разговора бы не было. Я сама бы их на порог не пустила!
— Мало ли кто тебе нравится, мама, — попыталась объяснить Язбиби. — Чтобы соединить свою жизнь с человеком, нужно его полюбить.