Сорок монет
Шрифт:
— Я и сама знаю, что она не желает мне зла. Но, папа… — Язбиби покраснела и говорила с трудом. — Мама сейчас предложила: «если не постесняется, пусть сама скажет…». А чего я должна стесняться? Открыть тебе своё сердце?..
— Говори, говори, бессовестная! — воскликнула Донди и обоими кулаками ударила по полу.
— Скажу, мама! — взволнованно продолжала девушка. — Того, что не скрыла от тебя, не скрою и от папы…
— Лучше убирайся отсюда, негодная! — опять вскочила Донди.
— А ну, помолчи! — приказал Неуклюжий и
— Ты надеешься, что с уст этой дуры слетит что-нибудь толковое? Зря! Ей остаётся только назвать парня, которого она любит.
— Вот и хорошо, если назовёт. Кто он?
Язбиби промолчала.
— Я у тебя спрашиваю!
— Придёт время, ты узнаешь, папа.
— Я должен знать сейчас.
Девушка снова промолчала.
— Чей он сын? — Илли Неуклюжий отбросил в сторону табакерку и уставился на дочь.
— Если вы будете меня допрашивать, папа, я вам ничего не скажу. Ни от мамы, ни от вас я такого не ожидала.
Как ни странно, Илли отнёсся к словам дочери без гнева.
— Чьим бы сыном он ни был, а уж, наверно, не лучше сына Тойли Мергена! — заметил он. — Поэтому придётся тебе поступить так, как советует мать!
Старая Донди, найдя поддержку у мужа, вскочила с места:
— Ты слышала, что говорит твой отец? Ах, негодница!.. Ты у меня теперь как шёлковая будешь!
Ни слова не говоря, Язбиби направилась к двери.
— Куда ты? — замахала руками Донди и преградила дочери дорогу.
— Пусти её, — распорядился глава семьи.
— А ты уверен, что она вернётся, если сейчас уйдёт? — заметалась по комнате старая Донди. — Она ведь стала совсем непокорная, как с цепи сорвалась…
— Ну-ка, принеси чаю, — приказал Илли Неуклюжий и опять прилёг, подложив под бок подушку.
В эти дни, как только садилось солнце, к правлению колхоза «Хлопкороб» отовсюду тянулся народ. Люди подъезжали на машинах, на мотоциклах, на велосипедах и даже приходили пешком. И уж, конечно, дверь председательского кабинета не закрывалась до самой ночи. Особенно желанными посетителями в эту пору здесь были бригадиры и их заместители, которые рапортовали о собранном за день хлопке и высказывали свои просьбы и предложения на завтра.
Когда Язбиби заглянула к Шасолтан, в кабинете у неё находился инженер-механик.
— Сегодня две хлопкоуборочные машины работали с перебоями, — выговаривала ему Шасолтан. — Почему вы не объезжаете регулярно поля, как вам положено? Может, вы надеетесь, что, как и в прошлом году, на сбор хлопка выведут школьников? Запомните, пока я председатель, такого позора не допущу. Школьники должны учиться.
— У меня и в мыслях такого не было, товарищ Назарова, — оправдывался инженер.
— Тогда почему у вас так плохо поставлена профилактика?.. Смотрите, чтобы впредь такое не повторялось.
— Не повторится, товарищ Назарова…
Когда инженер выходил, Шасолтан заметила в коридоре Язбиби. Она стояла там с опущенной
— Заходи, Язбиби, заходи! — поднялась Шасолтан ей навстречу. — Поздравляю тебя, — продолжала она, усаживаясь вместе с девушкой на диван. — Сейчас приходил помощник Тойли-ага Нобат и сказал, что ты, не сглазить бы, сегодня обогнала парней. Я ещё подумала, как у тебя всё ладно получается.
— Парней я действительно обставила, Шасолтан, только жизнь у меня неладная.
Девушка не смогла продолжать и всхлипнула.
— Что случилось, Язбиби? Тебе вроде бы не идут слёзы.
— Ничего не могу с собой поделать.
— То-то я смотрю, ты пришла так поздно… Что, поругалась с кем-нибудь?
— Меня хотят продать, Шасолтан.
— Это ты брось, милая. Что скажут люди, если Илли-ага продаст свою дочь?
— Что скажут — не знаю, только они уже обо всём договорились и вот-вот назначат день свадьбы. Я потому и пришла к тебе.
— За кого тебя хотят выдать?
— За Амана.
— За какого Амана? За сына Тойли-ага?
— Да.
— Этого не может быть, Язбиби.
— Почему не может быть? Ты не веришь мне?
— Верить-то верю… Но что это с Аманом? Ведь у него есть в городе девушка, которую он любит…
— Есть девушка?..
— Да, и такая же красивая, как ты. Я её ещё по Ашхабаду помню. И у нас в городе иногда вижу. Её зовут Сульгун. Она врач, хирург… Неужели Аман поссорился с ней?
— Я ничего не знаю, Шасолтан. Но когда бы я ни пришла с работы, у нас всегда сидит его мать.
— Интересно, а Тойли-ага в это посвящён?
— И этого не знаю, Шасолтан.
— Послушай, а что, если тебе поговорить с самим Аманом?
— Очень нужно мне с ним разговаривать! Я и так его маменькиным сынком зову.
— А может, он и не подозревает о том, что затеяла его мать? Как ни странно, но у нас иногда случается и такое.
— Не стану я выяснять — знает Аман или нет. Одно мне ясно: лучше умру, но не выйду ни за кого, как за парня, которого люблю.
— А кто этот парень? Уж не Ильмурад ли?
Язбиби внезапно улыбнулась и вытерла слёзы.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю! — сказала Шасолтан и обняла девушку за плечи. — То-то я смотрю, когда ни придёшь в кино, этот Ильмурад крутится возле тебя. Видный парень! И директор школы им доволен. Умный, говорит, педагог. — И чтоб приободрить Язбиби, Шасолтан добавила: — Если бы мне такой встретился, я бы сама охотно за него пошла.
— Ай, тебе легко говорить, Шасолтан. Тебя отец ни в чём не обидит.
— Не думай, что мне уж так легко, Язбиби, — внезапно открылась перед девушкой Шасолтан. — С отцом у меня, правда, мир, а вот с парнями не ладится. Если я люблю, он не любит. Он любит, я не люблю. А годы уходят. И должность у меня такая, что иной и подойти не решится, а сторонкой обойдёт. Словом, худо мне. Ты ещё по сравнению со мной, можно сказать, счастливая.