Сорок монет
Шрифт:
— У меня дело не из тех, которые можно доверить милиционеру, — напустил на себя важность Гайли. Он подтянул кушак своего халата, надвинул пониже шапку и бочком приблизился к Ханову. — Я уже вышел из того, возраста, когда скандалят с жёнами, Пусть с ними скандалят те, кто помоложе.
— Да, это вы верно говорите, старина.
— У меня и скандал большой, и противник серьёзный.
— Кто же он? — вопросительно уставился на Кособокого Ханов и достал из кармана сигарету.
Облизнув губы, Гайли многозначительно ответил:
— Кто
— Кто, кто? — Ханов, так и не прикурив, задул зажжённую спичку. — Вы сказали, Тойли Мерген?
— Он самый, — подтвердил Гайли, наслаждаясь заранее рассчитанным эффектом. — Если бы посторонний, куда ни шло. А то ведь любимый родственник.
— Пройдёмте ко мне, старина! — решительно сказал Ханов. Он пропустил Кособокого вперёд, вошёл за ним в кабинет и плотно закрыл дверь. — Я вас слушаю.
Но Гайли не торопился. Он оглядел помещение, обогнул стол и удобно устроился в мягком кресле. Потом снял шапку, положил её на колени и, словно размышляя, с чего бы начать, провёл рукой по гладко выбритой голове.
— Не стесняйтесь, рассказывайте! — проговорил Ханов и нажал кнопку. Едва Мямля просунул в дверь свои усы, как он скомандовал: — Чаю! Да завари покрепче!
— Если всё рассказывать, нам и дня не хватит, — скромно заметил Гайли. — А вы человек занятой.
— Первейший долг представителей власти до конца вникать в жалобы таких почтенных людей, как вы! — заверил посетителя Ханов. — Мы ведь ваши слуги.
— Так-то оно так… — замялся Гайли. — А может, лучше вам самому прочитать то, что я набросал на бумаге. Три дня не разгибаясь трудился, зато описал всё, как было. И кое-что из прошлого вспомнил. — С этими словами Кособокий достал из-за пазухи толстую тетрадь в чёрном переплёте и протянул её Ханову. — Конечно, с грамотностью у меня не очень-то. Никак не могу освоить новые правила… Ай, да вы человек образованный, разберётесь.
Гайли даже не заметил, как перед ним появился чайник с пиалой. Он не отрываясь смотрел на председателя райисполкома.
— Не беспокойтесь, старина, как-нибудь разберусь, а вы пока пейте чай, — сказал Ханов и, схватив драгоценную тетрадь, погрузился в чтение. Можно было подумать, что ему дали увлекательнейший роман, с таким вниманием он продирался сквозь каракули Кособокого, стараясь не пропустить ни единого слова. Он как-то необычно затих и, лишь переворачивая очередную страницу, с жадностью затягивался сигаретой, бормоча про себя: «Так, так!..»
По мере чтения лицо его светлело, настроение поднималось. Было похоже, что эта жалоба заслонила собой его собственные неудачи — и бегство Шекер, и решение Алтынджемал, не говоря уже о конфликтах с подчинёнными.
Дойдя примерно до середины, Ханов на мгновение оторвался от тетради и спросил:
— Выходит, этот Тойли Мерген самолично выдворил из села Артык-шиха?
— Ещё бы! — развязно подтвердил Гайли Кособокий. — Кто же ещё, кроме этого зарвавшегося администратора, мог вышвырнуть
— Я так и предполагал, — удовлетворённо произнёс Ханов и снова склонился над заветной тетрадью.
Не отводя взгляда от столь симпатичной ему фигуры председателя, Гайли усердно пил зелёный чай, потел и думал: «Эх, поздно я спохватился! Зря мотался от одной двери к другой, как в древние времена хивинский дервиш. Оказывается, надо было сразу постучаться сюда…»
Дойдя до последней страницы, Ханов чуть приподнял голову и спросил:
— Значит, вы, старина, и в колхозном строительстве участвовали?
— Ещё бы! — ударил себя в грудь Кособокий. — Можно сказать, закладывал фундамент счастливой жизни в наших краях! Это ведь Тойли Мерген пришёл на готовенькое. А я!.. Знаете, сколько мне пришлось лежать под пулями, подстелив под себя горячий песок, чтобы защитить родной колхоз от басмачей! И вот человека, который за нашу власть проливал кровь, едва не задавили трактором…
— Беззаконие! Вопиющее беззаконие! — подвёл итог председатель райисполкома и закрыл чёрную тетрадь.
— Верные ваши слова, дорогой товарищ! — Гайли отодвинул в сторонку опустевший чайник и, обнажив щербатые зубы, благодарно улыбнулся. — Слова справедливого человека!
— Иначе никак нельзя расценить поведение Тойли Мергена, — ответил Ханов и положил тетрадь в ящик стола. — Ну, вот что: спокойно отправляйтесь домой, старина. Я сам приму нужные меры.
— Вот спасибо, дорогой. Все мы будем благодарны вам, — торжественно произнёс Гайли Кособокий и уже поднялся было, но тут же сел снова. — Только бы вам не помешали, — сокрушённо добавил он.
Это неожиданное заявление пришлось Ханову не по вкусу.
— Кто же это может мне помешать? — презрительно посмотрел он на собеседника.
Кособокий вроде бы смутился, но протянул руку к сигаретам, лежавшим на краю стола.
— Закурить можно?
— Курите!
Увидев, что посетитель шарит по карманам в поисках спичек, Ханов собственноручно дал ему прикурить, что с ним бывало крайне редко. Выпустив клубы дыма, Гайли пояснил:
— Умные люди посоветовали мне переписать эту жалобу ещё в две тетради, на случай, если она затеряется.
— Не беспокойтесь, старина, у меня не пропадёт, — заверил его Ханов и поинтересовался: — А куда вы дели те тетради?
— Одну я оставил у себя, всё-таки осторожность не помешает. Запер её в железный сундук, сделанный ещё во времена Николая. Он достался моей жене от её бабушки… Одну, вот, привёз вам. А ещё одну вчера вручил секретарю райкома товарищу Карлыеву.
Упоминание этого имени сразу испортило Ханову настроение. Такого поворота дела он не ожидал.
— Если вы уже вручили жалобу Карлыеву, тогда зачем пришли ко мне? Или вы думаете, что жалоба — это гостинцы на свадьбе, чтобы их всем раздавать? Раз так, пусть он и разбирается.