Сорок пятый
Шрифт:
После того как Штеменко дочитал до конца телеграмму, Сталин обратился к Жукову и ко мне:
— Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники? Так вышло: первому на этот вопрос пришлось отвечать мне, и я ответил:
— Берлин будем брать мы, и возьмем его раньше союзников.
— Вон какой вы, — слегка усмехнувшись, сказал Сталин и сразу в упор задал мне вопрос по существу: — А как вы сумеете создать для этого группировку? У вас главные силы находятся на вашем южном фланге, и вам, по-видимому, придется производить большую перегруппировку.
Я ответил на это:
—
Вторым отвечал Жуков. Он доложил, что войска готовы взять Берлин. 1-й Белорусский фронт, густо насыщенный войсками и техникой, был к тому времени прямо нацелен на Берлин, и притом с кратчайшего расстояния.
Выслушав нас, Сталин сказал:
— Хорошо. Необходимо вам обоим здесь, прямо в Москве, в Генштабе, подготовить свои планы и по мере готовности, через сутки-двое, доложить о них Ставке, чтобы вернуться к себе на фронты с уже утвержденными планами на руках. — Верховный Главнокомандующий предупредил, что Берлин надо взять в кратчайший срок, поэтому время на подготовку операции весьма ограниченно.
Мы работали немногим более суток. Все основные соображения, связанные с предстоящей операцией, у Жукова, как у командующего 1-м Белорусским фронтом, были уже готовы. У меня тоже ко времени вызова в Ставку сложилось представление о том, как перегруппировать войска 1-го Украинского фронта с южного на берлинское направление и спланировать операцию.
Работали мы в Генштабе над своими планами каждый отдельно, но некоторые возникавшие и требовавшие согласования вопросы обсуждали вместе с руководящими работниками Генштаба. Речь шла, разумеется, не о деталях, а о вещах сугубо принципиальных: об основных направлениях, о планировании операции во времени и о сроке её начала. Срок начала операции нас особенно беспокоил.
Вопрос Сталина, кто будет брать Берлин, телеграмма о том, что у союзников полным ходом идет подготовка к Берлинской операции, подсказывали: сроки готовности к операции надо максимально приблизить. Главная группировка 1-го Белорусского фронта была уже в основном готова и нацелена на противника, а у меня дело пока обстояло сложнее. После только что закончившейся Верхне-Силезской операции значительная часть наших сил все ещё была стянута к левому флангу фронта. Требовались срочные и усиленные переброски.
2 апреля утром мы явились в Ставку с готовыми для доклада планами. Начальник Генерального штаба А. И. Антонов доложил общий план Берлинской операции.
После этого был рассмотрен план 1-го Белорусского фронта. Никаких существенных замечаний Сталин не высказал. Потом я доложил план операции 1-го Украинского фронта; по нему тоже не было особых замечаний.
Очень внимательно обсудили и сроки начала операции. Я, со своей стороны, предлагал срок максимально жесткий для нашего фронта, с учетом того, что нам предстояло совершать большие перегруппировки.
Сталин согласился с этим сроком. Выдвигая свои предложения, я просил Ставку выделить 1-му Украинскому фронту дополнительные резервы для развития операции в глубину. Сталин ответил утвердительно и сказал:
— В связи с тем, что в Прибалтике и Восточной Пруссии фронты начинают сокращаться, могу вам выделить две армии за счет прибалтийских фронтов: двадцать восьмую и тридцать первую.
Тут же прикинули, смогут ли армии прийти в распоряжение 1-го Украинского фронта к тому сроку, на который мы установили начало операции. Выходило, что прибыть к этому сроку они не смогут: железные дороги не успеют перевезти.
Тогда я выдвинул предложение начать операцию до подхода этих двух армий имеющимися во фронте наличными силами. Это предложение было принято, и окончательным сроком, согласованным между командующими и утвержденным Ставкой, было установлено 16 апреля.
После утверждения планов зачитали проекты директив Ставки обоим фронтам; проекты были выработаны с нашим участием.
Попутно скажу о практике составления планов и директив, которая сложилась в Ставке. Как правило, командующий фронтом не только докладывал свой план, свои соображения по карте, но и до этого сам со своим штабом готовил и проект директив Ставки.
Исходя из общего стратегического замысла Верховного Главнокомандования, командование фронта полностью планировало операцию во всех аспектах, связанных с её проведением, особо выделяя при этом вопросы, которые выходили за пределы компетенции фронта и были связаны с необходимой помощью фронту со стороны Ставки Верховного Главнокомандования.
Одновременно готовился и проект директив, в своем первоначальном виде отражавший взгляды самого фронта на проведение предстоящей операции и предполагавший, что фронтом будет получена от Верховного Главнокомандования соответствующая помощь. Количество и характер исправлений и дополнений, вносимых в такой проект директив, зависели от того, как проходило в Ставке обсуждение предложений фронта и насколько близки они были к окончательному решению.
Этот выработавшийся в ходе войны метод планирования, как тогда, так и сейчас, представляется мне разумным и плодотворным.
В директивах фронтам было сформулировано: овладение Берлином возлагается на 1-й Белорусский фронт; 1-й Украинский фронт должен был осуществить разгром противника в районе Котбуса и южнее Берлина. Предполагалось, что, наступая в западном и северо-западном направлениях, не позднее десятого — двенадцатого дня операции мы овладеем рубежом Беелитц — Виттенберг, то есть рядом пунктов южнее и юго-западнее Берлина, и выйдем на Эльбу.
Фронт должен был наносить главный удар силами пяти общевойсковых и двух танковых армий.
На правом крыле фронта, на главном направлении, планировалось создать на участке прорыва плотность не менее двухсот пятидесяти стволов на один километр, для чего фронт усиливался семью артиллерийскими дивизиями прорыва.
В центре силами двух армий нам предстояло нанести удар на Дрезден, также с выходом к Эльбе.
На левом крыле фронт должен был занимать оборону. Левофланговая 60-я армия Курочкина передавалась в состав 4-го Украинского фронта, действовавшего, если можно так выразиться, на чехословацком направлении.