Сорок уроков русского. Книга 1
Шрифт:
Душа — аккумулятор духа, и емкость его беспредельна. Поэтому говорят: великодушный человек, то есть с высоким духовным зарядом, и мы живо на это реагируем, легко узнаем в толпе. Впрочем, как и малодушного. Однако же душа молодого человека, хоть и распахнута настежь, но еще не в состоянии переработать и воплотить принимаемую энергию, отсюда неуправляемая подростковая агрессивность. Кстати, потом из таких отроков рождаются Герои, ибо в боевых условиях принимаемый заряд энергии мгновенно переливается в боевой, и на короткий миг они превращаются в старцев, способных управлять жизнью и смертью.
Внутри каждого из нас находится этот самый,
Поэтому и юноша, накрывающий своим телом амбразуру дзота, обретает бессмертие.
Мы знаем сотни примеров, когда старцы прощались с родственниками или учениками, сами ложились в гроб и умирали в точно назначенный час. Поэтому слово «смерть» редко использовалось, когда человек отходил в мир иной естественным образом; применялись слова упокоение и успение, то есть засыпание. Подобный управляемый способ ухода из жизни особенно практиковался у православных старообрядцев, для чего они собственноручно долбили себе колоды, ложились в нее и отходили. И до сей норы существует у буддистов. Человек по собственной воле отпускал свою душу, достигшую совершенства, однако при этом ее вместилище, тело, приобретало особые качества существования после смерти — нетленность. В этом случае кровь человека, пресыщенная духом (энергией), становится божественным бальзамом и не позволяет разлагаться плоти. В этом суть «феномена» нетленного ламы Даши-Доржо Итигэлова, наделавшего тихий переполох в научном мире.
Но, пока Академия наук щупает кожные покровы ламы и делает анализы его ногтей, в качестве домашнего задания предлагаю исследовать слово «навь», которая, собственно, и означает отошедшую в мир навий душу.
Урок двадцатый - Власть
Властъ и народ — слова неразрывные, первого нет без второго и наоборот. Эта неразлучная пара — альпинистская связка, где каждый в отдельности ничего не значит: если власть теряет народ, то летит в пропасть, в лучшем случае — в эмиграцию. Если народ теряет власть, перестает быть народом. Тогда он теряет свое имя, и его можно называть как угодно — налогоплательщики, электорат, подданные, теперь уже и мультяшные бандерлоги.
В лучшем случае — население страны, если нет в нем национального «наряда» ...
Начнем сразу с этимологии слова, уже упоминавшейся выше: власть — взращение из семени ла ростка, стебля, листа. То есть этакие мичуринские заботы: оживить семя, вырастить рассаду, побег, который потом, укоренившись, даст цвет, плод и почку. Но есть этому слову «проверочное», однокоренное, рифмованное, созвучное — сласть. Оно уже далеко не садоводческое, принадлежит к области деторождения и означает буквально оргазм. Это его свойство хорошо высвечивается в другой форме — сладость: ощущение, возникающее при извержении семени ла в момент совокупления — с ла дость, ла давать. Отсюда сладострастие, похотливость.
А вы думали только морковка сладкая?
Еще раз повторюсь: в Даре Речи нет случайных созвучий, тем паче рифм, все имеет скрытое, перетекающее из формы в форму проникающее значение, осиянное переливчатыми глубокими цветами, как искусная финифть. Дар Речи — великий дар поэтам: только на русском можно писать совершенные стихи. Если есть талант слышать рокот речи и магию слова. И не зря власть и сласть срощены не только созвучием, но единым смыслом: позрите, как течет лава из одного сосуда в другой, как меняется смысл — сладость власти и власть сладости.
В последнее тысячелетие самодержавная власть в России всегда сверху — активное, мужское начало, народ всегда внизу — пассивное женское начало. Революционная ситуация наступает, когда верхи не могут (импотенция), а низы не хотят (фригидность).
Это не я придумал, это выводится из скрытого смысла слов Дара Речи.
При самодержавной власти чиновник, облеченный властью, испытывает оргазм, сласть от своего положения, от возможности диктовать свою волю. Из нанятого или выбранного управлять нашими делами слуги он превращается в господина. И сподает нам свое ГО. И мы это позволяем до той поры, пока не устанем от насилия. Сначала наступает холодность отношений верхов и низов, порождающая не способность первых давать полнокровное семя, а вторых — быть собственно ростком, побегом.
Один полномочный вкушает сладость власти осознанно и сдержанно, награждая ласками низы, и тогда века на полтора-два (не более) наступает гармония отношений. Другой — со сладострастным стоном, с головокружением, с потерей ориентации и отключением ума, совершенно не думая о том, что чувствует тот, кто внизу, а только эгоистично наслаждаясь своими сладострастными ощущениями. Помните, как иные начальники любят командовать и орать: «Я тебя сделаю, я тебя поимею, я на тебе еще высплюсь!». Дураки орут, а умные, изощренные, хитромудрые думают точно так же, только сохраняя дипломатичную мгимовскую улыбочку. И эти еще опаснее.
В любом случае ясно просматривается сексуальная составляющая. Самодержавная власть видит под собой не союзника и даже не партнера — объект для удовлетворения своей похоти. Поэтому в среде полномочных чиновников, независимо к какой ветви власти они принадлежат и в каком чине находятся, так сильно развита половая маниакальность, разврат, педофилия, гомосексуализм. Вспомните, как и отчего погибали все великие цивилизации и империи античности! Вы думаете, что-нибудь с тех времен изменилось?
И еще вспомните, какая часть тела рыбы загнивает первой.
Особенно ярко сладость власти проявляется в органах насилия — в милиции, полиции, в спецслужбах. Трагедия в Татарстане, когда опера бутылкой из-под шампанского изнасиловали ни в чем не повинного человека и, тем самым убили его, — в общем-то рядовое явление для нашего времени вседозволенности и «свободы». Министру внутренних дел, кстати, татарину по национальности, следовало бы немедленно подать рапорт об отставке. А если бы он был офицером — застрелиться. Но он был всего лишь генералом армии, а генерал — это не офицерское звание, это — счастье. Зачем лишать себя счастливой жизни? А потом... у нас ни министров, ни генералов не хватит, если они начнут стреляться по аналогичному поводу, — это теперь такое суждение, мораль.