Сорока
Шрифт:
— Ну ты скажешь, хищница. Она же добрая.
— Малыш, доброта здесь ни при чем. Хищницами я называю женщин, которые знают, чего хотят, и четко идут к намеченной цели. Им все равно, согласны с ними окружающие или нет. Если подбирать для них девиз, то лучше, чем «На войне как на войне», не найдешь.
— А кстати, почему ты тогда на даче с Майкой так обошелся? Нет, не хочешь — не отвечай. Мне просто любопытно.
— На даче? А, ну да. Как тебе сказать? Наверное, захотелось поставить ее на место, показать, что не она хозяйка положения, а я, и незачем пробовать на мне все свои женские штучки. В принципе ребячество,
— Не поняла.
— Тогда, в бане, мне очень захотелось быть с тобой. Но рядом был Барс, Майка та же, а мне, кроме тебя, в тот момент никто не был нужен. Вот и сорвался.
— Так ты хочешь сказать, что уже тогда хотел меня? А почему же ты только сейчас позвонил мне? Или дело в том, что Барс далеко и никто не мог бы тебе помешать?
— И да, и нет.
— Объясни, пожалуйста.
— Я не уверен, что ты захочешь это знать.
— Если уж мы начали этот разговор, то продолжай. Не думаю, что ты меня чем-то удивишь в отношении Олега. Он ведь изменяет мне, правда?
— Ну, видишь, ты сама уже это знаешь. Только раньше это происходило от случая к случаю, а теперь регулярно. Как думаешь, он в лесу один, что ли, отдыхает?
— Вряд ли. Только я все равно не понимаю, какое это отношение имеет к нам с тобой.
— Если бы я предложил тебе встретиться раньше, ты бы наверняка отказалась, а если бы и согласилась, то чувствовала себя виноватой перед Барсом. Теперь я по крайней мере уверен, что каяться перед мужем за свое минутное удовольствие ты не станешь.
— И все-таки какой твой интерес во всем этом деле?
— Мой интерес — приятно провести время с очаровательной женщиной, а что касается остального — то прости, у мужчин тоже есть секреты.
И Вадим улыбнулся, дав понять, что дальнейший разговор на эту тему невозможен.
Сорока была смущена и растерянна. Откровенность Вадима, ее собственное поведение… Да, он, безусловно, был прав, сказав, что сейчас-то она не будет чувствовать себя виноватой перед мужем. Это он точно рассчитал. Но в то же время что-то он недоговаривает. Как бы потом он не использовал ее, Ксюшу, в собственных целях. А, пропади она пропадом, эта осторожность! Только настроение себе портишь. Обдумать все она может и дома, а забивать себе голову беспочвенными страхами просто глупо.
Хотя… Все же чуть-чуть осторожности не помешает.
— Вадим, где у тебя телефон?
Через минуту она уже набирала номер Майки и, в двух словах обрисовав ситуацию, попросила в случае чего говорить, что эти выходные Ксюша провела у нее на даче. Умница Майка сразу все сообразила, и хотя в ее голосе сквозило скрытое неодобрение, она не стала читать Сороке мораль или критиковать ее выбор, а просто сказала, что все в порядке, а подробности они обсудят позже.
Уф, теперь действительно все. И Ксюша вопрошающе посмотрела на Вадима.
— Кто-то вчера обещал мне показать на рассвете что-то интересное?
Вадим сразу принял игру.
— С удовольствием предлагаю себя в качестве гида-проводника!
И, посадив Сороку к себе на спину, он, изображая ковбойскую лошадь, подскакивая и взбрыкивая, помчался в спальню.
Когда Ксения позже пыталась вспомнить свои ощущения от этого дня, то единственное слово, которое приходило
Когда в начале шестого в квартире раздался телефонный звонок, Ксюша даже не поняла, откуда доносится этот звук. Вадим, лениво приоткрыв один глаз, покрепче прижал к себе Сороку, лежащую у него на плече, а другой снял трубку радиотелефона.
— Алло, привет, Олег!
Сорока вздрогнула и окончательно проснулась. Вадим успокаивающе сжал ее плечо, поднес к губам палец и, когда она кивнула, включил громкую связь. Теперь она сама могла слышать голос своего мужа.
— Как у тебя дела?
— Отлично, а у тебя, Казанова?
— Все в порядке. Людку я сегодня отправил домой, у нее вроде встреча какая-то назначена, зато ты бы видел, с какими девочками я познакомился! Закачаешься! Хочешь, одну для тебя приберегу? Хотя нет, они лучше всего в паре работают, так что извини, не отдам.
— Ты откуда звонишь, слышимость такая, будто рядом со мной находишься?
— Да тут у одного чувака мобильный, грех не воспользоваться. Кстати, а может, все же поделиться с тобой? Сидишь небось в своей Москве, скучаешь. Тебе какое имя больше нравится, Марина или Ирина?
— Алевтина.
— Ну извини, братан, чего нет, того нет. А то давай мы всей толпой к тебе в гости ломанемся или ты к нам заваливай. Тут от станции недалеко, встретим.
— Да нет, спасибо, я тут с одним своим старым кадром разбираюсь (при этих словах Ксения едва сдержалась, чтобы не хихикнуть), мне в этом деликатном, как ты сам понимаешь, деле помощники не нужны.
— Ну, тогда пока. Я к тебе завтра не зайду, грех таких девочек рано отпускать. Приеду скорее всего на последней электричке. Так что извини, пива мы с тобой как-нибудь в другой раз попьем.
И в трубке раздались короткие гудки.
Что творилось у Сороки в душе, она не могла бы рассказать никому. Все события последних дней словно связались в один огромный узел: разговор с Майкой и Оксанкой, встреча с Вадимом, а теперь еще и этот телефонный звонок. Одно дело подозревать, что муж тебе изменяет, но не иметь этому никаких подтверждений, и совсем другое — знать это наверняка. Она машинально улыбалась, согласно кивала в ответ на предложения любовника одеться и пройтись по улице (даже странно, но назвать Вадима своим любовником язык просто не поворачивался, словно отказывался принять до конца все происшедшее). Только вот собрать свои скачущие мысли вместе все никак не удавалось. Ускользнув от Вадима в душ, она яростно смывала с себя — нет, не пот, а всю свою прошлую жизнь. Свою детскую наивность, свою веру в непогрешимость семейных уз, свою слабость и уступчивость, свою глупость и доверчивость. Слез не было. Словно все ее чувства превратились в камень. «Что ж, хотели сделать из меня стерву, вы своего добились. Извините, если вам вдруг что-то не понравится. Я не виновата. Я и так слишком долго терпела, слишком многое позволяла. Больше вы надо мной издеваться не будете, я этого не позволю!»