Сорока
Шрифт:
— Ну, самое необходимое я упакую где-то минут за сорок, если поспешу — то за полчаса.
— Отлично, тогда давай собираться, чтобы вернуться не слишком поздно, а то завтра все-таки на работу. Я так чувствую, что нам с тобой предстоит общение с Папой и Батей, а эти лиходеи если не убедятся, что все в порядке, не отцепятся. Знаю я их.
В том, что Берсерк был прав на все сто, Сорока убедилась полностью на следующий день. Пал Палыч с самого утра пригласил Ксению к себе в кабинет, закрыл двери и долго расспрашивал, все ли у нее с Денисом в порядке. Получив клятвенное заверение, что Дэн Соболев — мечта всей ее жизни, Папа облегченно вздохнул. Потом он открыл свой «секретный» шкаф, хранивший в своих недрах бутылку весьма неплохого коньяка, распечатал
Так Сорока стала жить вместе с Денисом. Переезд занял, конечно, гораздо больше времени, чем один вечер, но это было уже совсем не важно. Пришлось даже немного изменить планировку в одной из комнат Дениса: надо было установить второй компьютер так, чтобы можно было работать за ними одновременно и не мешая друг другу. Свою квартиру, немного подумав, Ксения за символическую плату сдала Майкиной сестре Оксанке, которой давно уже хотелось пожить отдельно от родителей. Так что все устроилось как нельзя лучше. И за квартирой Оксанка присмотрит, и свою личную жизнь попутно наладит, не опасаясь чужих глаз.
А вот со знакомством «родителей» вышла интересная история. Ксения и Берсерк решили, что причин тянуть кота за хвост нет, и буквально через неделю, в воскресенье, созвонившись со всеми заинтересованными личностями, они вместе с Борисом Михайловичем стояли перед дверью квартиры Ксюшиной мамы. Благо Батя полностью поддержал эту сумасшедшую в общем-то идею Дениса. По данному случаю он оделся в темно-серый костюм «с искрой», галстук туго стягивал ворот его шелковой рубашки, причиняя, очевидно, весомые неудобства, но лицо Бати не выражало ничего, кроме искренней заинтересованности и плохо скрываемого любопытства.
Матушка Сороки, поприветствовав гостей и проводив их за праздничный стол, минут пять боролась со смущением, суетилась, предлагая пришедшим то одно, то другое блюдо, пока Ксюша не усадила ее и не попросила не переживать и успокоиться. А минут через сорок Денис и Ксения поняли, что они как бы стали лишними, потому что Батя, перехватив инициативу, полностью завладел вниманием Татьяны Алексеевны. Сорока не могла надивиться на свою матушку, поскольку та вела себя как влюбленная девчонка, поминутно краснея и опуская глаза. А Борис все подливал и подливал в ее бокал отличное красное вино, принесенное им с собой, и лишь время от времени подмигивал Дэну. Берсерк намеки начальства понял правильно, поскольку, сославшись на неотложные дела, где-то через часок буквально вытащил Сороку из-за стола и, невзирая на ее возмущенную мимику, оперативно одел и усадил в машину. Когда они приехали домой, первым делом Сорока бросилась к телефону — узнать, все ли у мамы в порядке. Но Денис не позволил, сказав, что это сейчас лишнее и Сорока ведет себя с точностью до наоборот, уже сама выступая в роли мамы для своей родительницы. А та давно взрослая и разберется без ее, Ксюшиной, помощи. Ксения даже слегка обиделась, но сочла за лучшее промолчать.
На следующий день, вернувшись с работы, Денис принялся готовить роскошный ужин на двоих. Ксения предупредила его, что задержится часа на два-три, так что он располагал достаточным временем для кулинарного творчества. Сегодня Батя отозвал его в сторону и сказал: «Теща у тебя — мировая. Не вздумай ее обидеть чем-нибудь. Отвечаешь за нее головой, понял?» Теперь же, взбивая сливки для десерта, Дэн думал, как бы поделикатнее сообщить Ксении новость
А в это время Ксения сидела в квартире своей матушки и пила вместе с ней крепкий цейлонский чай с сушеными фруктами.
— Мамуль, ну как он тебе?
— Денис? Очень милый мальчик, предупредительный. И так трогательно за тобой ухаживает. Ты-то к нему как относишься? Или все еще не определилась?
— Влюблена по уши, честно говоря. Даже не ожидала, что так привяжусь к нему. Мне с ним так спокойно, надежно. Есть на кого опереться, за кого спрятаться. Хотя он меня при всем при этом ни в чем не ограничивает. И знаешь, он внешне такой суровый, а когда мы наедине, то ласковей человека не найти. И балует меня, как ребенка. Сладости каждый вечер приносит. Узнал, что я йогурты люблю, так всю верхнюю полку холодильника ими завалил. И ничего от меня не требует. Даже квартиру он сам убирает. Единственное, что мне удалось забрать в свое ведение, так это стирку. И то все норовит сам постирать. А потом делает невинные глаза, что все так и было, вещи сохнуть на веревки сами запрыгнули. Такой смешной! Живу как принцесса.
— Ну и слава Богу! Даже представить не можешь, как я за тебя рада. А то уж я потихоньку стала подумывать, что ты у меня из разряда одиночек, которым рядом никто не нужен. Ты ж все сама да сама. Даже у меня помощи не попросишь, все норовишь сама мне чем-нибудь помочь. Смотрела я на тебя, а сердце кровью обливалось, что так ты одна и останешься. И молодая ты, и красивая, а как после твоего Барса все вкривь и вкось пошло… Вертишься как белка в колесе, а я же вижу, что личное счастье у тебя все не задается да не задается. У меня уже то время пришло, когда хочется внуков понянчить, побаловать, а какие уж тут внуки!
— Мамуль, да ладно тебе старое вспоминать да переживать! Был Барс да сплыл, и хорошо, что рядом не маячит. Видишь, у меня теперь все хорошо, летом свадьбу играем.
— Ой, ребята, свадьба — это же такие расходы! Как же вы, бедные, справитесь? Я уже вам не очень-то помочь смогу, разве что со столом — покрошить там что-нибудь, порезать…
— Мамуль, да не причитай ты так, мы решили устроить свадьбу в лесу, как пикник под открытым небом. С утра быстренько распишемся без лишних формальностей, и в лес. И на ресторане сэкономим, и на нарядах. Специально запасные палатки берем, чтобы все смогли разместиться на ночлег, если захотят. Ты же наверняка захочешь рассвет встретить, как тогда, когда в студенческом отряде практику проходила. Помнишь, как мне рассказывала об этом? Я-то помню еще. Батя, ну в смысле Борис Михайлович, тоже останется — к бабке не ходи, мне Денис про него много чего нарассказывал. Слушай, а что вчера-то было, когда мы уехали?
— Ох, дочка, даже не спрашивай. Я сама ничего понять не могу.
— Он тебе понравился?
— Он такой милый, веселый… Даже не знаю, как это вышло, только вы за порог, а мы, как семнадцатилетние, целоваться начали. Не поверишь — еще бы чуть-чуть, и до греха бы дошло!
— Мамуль, какая ты смешная! Ну разве это грех!
— Это вы все у нас молодые да раскрепощенные, а маму твою в строгости воспитывали. Думаешь, легко на старости лет меняться? Я ж всю свою жизнь только отца твоего и знала! Ну, была там по молодости лет парочка увлечений, так все на уровне поцелуев и прошло. Хотя как вспомню, сама себе такой смелой казалась: еще бы, сразу два мальчика на танец пригласили, а я, как королева, стою и выбираю, с кем пойти.
— Мамуль, да какая, к черту, «старость лет»? Ты у меня всегда самая молодая и самая очаровательная! Хочешь, я тебе набор французской косметики подарю для поддержания боевого духа?
— Спасибо, милая, хотя для тебя, дочурка, я, может быть, и молодая, и красивая, да вот к зеркалу подходишь, а оно, увы, все не то показывает, что хотелось бы видеть.
— Ой, да ладно тебе напраслину на себя возводить! Ты лучше расскажи, что дальше было? Интересно же, просто ужас как!
— А вот не скажу! Стихи он мне читал. Евтушенко. И свои собственные тоже.