Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
— Я скоро вернусь, — говорю успокаивающе и поправляю на ней плащик, в который она всё старается завернуться. — Гораздо раньше вернусь, чем в прошлый раз. Ты же не одна остаёшься! Будешь умницей?
— Буду, — отвечает. — Ждать.
— Молодец.
Кидаю быстрый взгляд на медальон: стрелки носятся как оглашенные. Ухожу, ухожу. Нахватываю куртку; кстати, надо вытащить эти кошельки, а то существенно карманы оттягивают. Приберегаю несколько монет, остальное, заглянув в зал, сбрасываю в наш с Яном общак под стойкой.
Судьба, видно, у меня такая: провести нынешний вечер на ногах.
Торопиться некуда: подозреваю, что работа с памятью — занятие не из лёгких, поэтому лучше задержусь. Мало ли — активирует сэр какие-то воспоминания, а посторонний стук или шум собьёт пресловутую настройку прибора, и весь результат насмарку. К тому же, я целую вечность не бродила просто так, одна, не считая сегодняшнего похода, когда вмешался Мага и всё испортил, и не собираюсь никому позволить лишить меня прогулки. А Нора мне поможет.
Давненько мы с ней не разговаривали по душам…
Помнишь, подруга, как мы сюда попали? Тоже в результате такой вот пробежки.
Мне мучительно хочется навестить два здешних места. Первое — то, из которого я угодила в Мир, и второе — Галин дом, вернее, то, что он него осталось. У нас всегда посещают могилу на другой день после похорон, и не придти, если есть возможность — как-то не по-людски.
Когда Гала вела меня сюда впервые, дорога показалась мне долгой. Сегодняшняя занимает гораздо меньше времени, наверное, потому, что уже знакома. На подходе к ближнему Кольцу я настораживаюсь: не нравятся мне повышенные голоса явно подогретой спиртным публики, хохоты и визги девиц… надо же… ну, да видать, есть спрос. Командую Норе: «Служить!», и она подбирается, перехватывает зубами поводок и идёт, строго зыркая по сторонам.
Здесь царство забегаловок, трактирчиков, харчевен, питейных заведений. Казалось бы — самое злачное место, особенно к вечеру, простор для преступных элементов. Однако за порядком здесь следят: среди кажущегося хаоса толпы высятся несколько внушительных фигур в облегчённых панцирях и шлемах, с короткими мечами: стражники. Доспех скроен по европейскому образцу, на шлеме у каждого — нечто вроде розетки, кокарды: видимо, отличительный знак городской службы порядка. Поэтому-то здесь относительно спокойно и лотошникам, и разносчикам пирожков…
Нет, Нора, мы с тобой это брать не будем, мы и дома избегали уличной еды, а по каким причинам — лучше тебе об этом не знать. А вот и цветочницы, но не молоденькие девушки, как в центре — видимо, тут им небезопасно вечерами — а пожилые тётеньки, если не сказать — бабушки.
Монолитная на первый взгляд толпа при приближении распадается на отдельных представителей. Есть и выпивохи, по ним заметно, что от заведения к заведению кочуют, а есть и те, кто пришёл отдохнуть, выпить кружечку-другую со своим братом-мастеровым, поговорить за жизнь… Между прочим, даже свиданки устраивают. У меня на глазах здоровенный детина с ручищами, как у молотобойца, сгребает у одной из цветочниц в охапку все ирисы и волочёт свой ненаглядной, что уже торопится навстречу и рдеет от удовольствия.
А мне всю жизнь приходится самой себе цветы дарить, кроме, разве что, восьмого марта и дня рождения.
Я прикупаю букет невысоких лилий, белых в рыжую крапинку, словно в конопушках, и совсем без удушающего запаха. У нас их называют «азиатками». Они на коротких ножках, в руке лежат удобно, и с учётом того, что в другой у меня — поводок, это существенно. В воду их, конечно, на пепелище не поставишь, но сколько пролежат — столько пролежат.
Второе Кольцо, караванное, я проскакиваю тихой мышкой, памятуя, что здесь достаточно всякого рода приезжих, в том числе и сынов Востока, больших любителей женского пола такой, как я, комплекции… Да, любителей достаточно. Но дама с собачкой, да ещё с букетом в руках, вызывает у похожих противоречивые чувства. Никто не рискует пригласить меня на свидание, и я миную этот участок пути беспрепятственно.
Рабочие слободки пусты, торговые ряды свернулись, лавочки и ларьки закрыты. Вечерняя пора… Кто не остался сидеть по домам, тот подался в сторону развлечений и культурного досуга.
Уже за квартал от Галиного дома начинает тянуть гарью.
Меня встречают целые, но закопченные стены, провалившаяся крыша и вспученная мостовая. Впрочем, именно по ней можно определить границу сферы, дальше которой огонь не пошёл: часть камней седая и пористая от бушевавшего недавно пламени, и рядом же, словно за границей невидимой окружности — абсолютно нетронутая территория. Гала не только обеспечила себе красивый уход, она подстраховала горожан от большой беды. Лето сухое, и неизвестно, сколько кварталов могло бы заняться от горящего дома, да ещё при хорошем ветре.
Скелет здания настороженно смотрит дырами окон, словно череп многоглазого великана. Это ничего, я не боюсь. Нет смысла — бояться призраков, старых домов и покойников, живые иногда бывают страшнее. Возле провала бывшей двери — десятки свечей, и горящих, и погасших. Пестрят фиалки, маргаритки, ромашки, маки… На самом пороге трогательно пристроены тряпичная кукла и потрепанный плюшевый медвежонок. Она помогала не только взрослым.
И её здесь любили.
Ещё один человек соприкоснулся со мной судьбой и ушёл навсегда, и я о нём больше ничего не узнаю.
Я слышу, как подъезжает всадник, различаю приближающиеся шаги и снова понимаю, кто это. Совпадение, или этот человек меня выслеживает? Впрочем, страха больше нет, ибо здесь, как на кладбище, нет места для вражды. Некромант, словно не замечая, проходит мимо и, преклонив колено, кладёт к бывшему порогу букет жёлтых хризантем. Его ладонь скользит над свечами, и те, что к тому времени погасли от ветра, загораются. Поколебавшись, я подхожу ближе и кладу рядом с остальными цветами свои лилии, Нора присаживается и ждёт, время от времени поводя носом. Хвост неподвижен.
Прихватив головку одной из хризантем, Мага встаёт, ощипывает и подбрасывает в воздух лепестки. Они подхватываются воздушным потоком и зависают вензелем «G» Махровая буква трепещет, но держится стойко. Изящный жест.
— Кто такой Волокитин? — спрашиваю, внезапно вспомнив последние Галины слова.
— Тебе зачем знать?
Мага не поворачивает головы. Я не обижаюсь: сама так же огрызалась сегодня.
— Она велела передать ему, что он сволочь.
— Сволочь и есть. Муж бывший. Галина проекция при смерти лежала, а супруг с её сестрой пытался развлечься. И потом, после похорон, долго развлекался. А я предупреждал: не лезь в иномирье, не смотри… Сама себя растравливала.