Сороковник. Части 1-4
Шрифт:
— Ге-е-ля, — тянет она неуверенно, словно вспоминая, и с облегчением вздыхает. — Ге-ля, — словно выпевает, проверяет на слух, и голос её нежен и приятен. — Ан — … Ан — …
И снова сбивается.
— Анжелика? — подсказывает Мага. Она качает головой. Мага морщит лоб. — Геля… Ангелика! — вот так, с ударением на второй слог. — Угадал? — Она блаженно улыбается. Повторяет за ним уверенно:
— Ангелика.
— Ну вот, уже что-то. Майкл, Ян, знакомьтесь — это Ангелика. Геля, это сэр Майкл, наш паладин и твой будущий опекун, я так думаю; рядом с ним — Ян. Он хороший парень, вы подружитесь. А я — Мага. Просто Мага. Мы тоже подружимся.
А меня, значит, здесь просто нет. И со мной дружить не надо. Ну и ладно.
Пока сэр Майкл осторожно гладит девочку по запястью и пытается что-то выспросить, достаю, наконец, расчёску из кармана и начинаю причёсывать ребёнка. Сэр Майкл недоумённо смотрит на меня, как на неучтённый отвлекающий фактор, и возвращается к прерванному занятию. Геля от удовольствия щурится, как котёнок, которого после еды чешут под подбородком, и вот-вот замурлычет. Заплетаю ей «колосок» и ищу, чем бы завязать. Ян — он поблизости — находит льняное полотенце, моим ножом надрезает и отрывает узкую полоску, которую я и вплетаю вместо ленты.
Геля, словно очнувшись, с удивлением проводит руками по своей аккуратной головке, и её улыбка, увядшая было, снова расцветает.
— Хорошо, — тихо говорит она.
— Вот и славно, — отвечаю. — А вы, сэр Майкл, не смотрите на меня с таким упрёком; да, я вас прерываю, но мне кажется, или на сегодня хватит с неё ваших расспросов? Может, ей лучше прилечь?
— Вы правы, — спохватывается он. — Однако где же вы её разместите?
— Можно наверху, — предлагает Ян. — Там им с Ванессой будет удобнее вдвоём.
Это они меня без моего согласия в сиделки определили, что ли? Не буду я жить в Васиной комнате. Чтобы над каждой его вещью рыдать?
— Нет, — говорю решительно. — Вы, мужчины, сегодня здесь, завтра там, а она неизвестно когда на ноги встанет; вы хоть подумали, как я её по лестнице вверх-вниз таскать буду? Как вы себе это представляете? Ей же не век в постели лежать, нужно будет и расхаживаться, и на солнышко выходить почаще. Лучше в мою комнату. И даже не спорьте.
Да и ванна здесь ближе, думаю. Ни у кого и мысли не возникло, что, вообще-то, не помешает и помыть ребёнка… девушку после недельного постельного режима. Мужчины, что с них взять.
Сэр Майкл одобрительно кивает и под моим руководством устраивает Гелю в светёлке, на кровати. Она неожиданно поворачивается на бок, сворачивается калачиком, в точности, как мои девчонки, сейчас ещё сложенные ладони под щёку подсунет. Так и есть, подсовывает. Засыпает она мгновенно.
— А вы? — беспокоится сэр. — Где же вы будете спать?
— Не проблема. Тут, — киваю на укладку. — Брошу перину, и таких, как я, здесь две поместится, не беспокойтесь.
Он увлекает меня на кухню, где можно говорить в полный голос.
— Простите, что взваливаю на вас такую заботу, дорогая, — говорит он озабоченно, — но, думаю, первое время нашей новой подопечной лучше побыть под вашим присмотром, ведь теперь нет необходимости в вашем отъезде. Очень скоро мы постараемся для неё что-нибудь придумать…
Он продолжает, но я не слушаю.
«…ведь теперь нет необходимости в вашем отъезде…»
И вы, сэр Майкл, туда же. Всё-таки, и вы…
— Иоанна, — окликает он с беспокойством. — Вы меня слышите? С вами всё в порядке?
— Да, — отвечаю. — Да, сэр Майкл. Я вас слышу. — У меня прорывается небольшой истерический смешок. — Конечно, всё в порядке. Не считая того, что утром уехал Васюта, днём у меня на руках умерла Гала, вечером появилась совершенно неадекватная девочка, а завтра вы с воеводой на пару, чего доброго, запрёте меня здесь, в своей комнате, чтобы я не сбежала. А в остальном всё в порядке, дорогой сэр. Можете не волноваться.
— Я вас не совсем понимаю, — он проверяет мой лоб. — Вы здоровы? Почему вас нужно запирать?
— Потому что я не отдаю Васюте свой Сороковник, — поясняю я терпеливо. — Уведомляю вас об этом официально, сэр. Он остаётся при мне.
Я хочу окончательно убедиться в его намерениях.
Взгляд его из сочувствующего становится строгим:
— Это недопустимо, дорогая. Так рисковать собой? Подумайте, ведь вы можете быть… Иоанна?
У меня кружится голова, мне нехорошо. Он заставляет меня присесть и предлагает воды, на которую я смотрю с отвращением: меня явно подташнивает. От него перехлёстывает ко мне тёплая аура: похоже, он сканирует, чтобы выяснить причину недомогания.
— Слишком много на вас обрушилось, дорогая. Вы переутомлены, поэтому отложим наш разговор на завтра. Уже вечер, прилягте, отдохните. Мне остаться, побыть с вами?
Таким тоном я спрашивала девочек, укладывая спать: вам оставить свет, малышки?
— Я справлюсь, — заверяю и даже улыбаюсь. Искренне, между прочим, ведь, в сущности, его отношение ко мне остаётся прежним, трогательно-заботливым, и наши мелкие трения — от его излишнего чувства ответственности. Подумать только: он не может позволить мне рисковать! Это умиляет. Уезжает он успокоенный, а мне того и надо.
Мага исчез ещё раньше.
Ян перетаскивает в мою комнату перину, одеяло и пару подушек. Очень даже у меня неплохое лежбище получается на укладке. Советует:
— Может, отдохнёшь? На тебе ж лица нет…
Качаю головой. Боюсь, что, как вчера, не усну от усталости.
— Тогда поешь.
От одной мысли о еде меня снова тошнит.
— Нет, Ян, не хочется. Лучше подумаем, чем нашу спящую красавицу кормить?
Он с недоумением смотрит на Гелю. А что, мол, не так? Чем она от нас отличается? Приходится пояснить: