Сорванцы
Шрифт:
— Разумеется, это моя соседка.
— А ребенок у нее есть?
— Есть. Сын. Но он давным-давно в Америке. Тетушка Хайтоне живет одна. Только бы все обошлось. А что такое, дочка?
Терчи смертельно побледнела, она едва держалась на ногах. Собака ткнула носом девочку: когда пойдем гулять?
— А внука у тетушки Хайтоне нет?
Толстяк опять улыбнулся, потрепал Терчи по щеке и осторожно погладил малыша по головке:
— И не может быть. Ведь сын у нее — католический священник.
— Тогда
— Поезжай, дочка, поезжай, — кивнул толстяк и медленно двинулся дальше, бормоча себе под нос.
Скоро он опять вытащил из кармана портсигар, и опять повторилась недавняя сценка: едва удержавшись от соблазна, мужчина решительно швырнул сигарету и спичку в сторону. В следующий раз он, вероятно, выбросит портсигар.
Терчи осталась одна, точнее, с малышом в коляске, ребенок снова оказался без отца и без матери. Ой-ей-ей! А что же Берци с Карчи натворили в больнице?! Страшно подумать!
Одного Кроху по-прежнему ничего не интересовало, он совсем сомлел и, закрыв глаза, посасывал палец — еще несколько минут и заснет. Но пока, так, по крайней мере, показалось Терчи, малыш лукаво улыбнулся.
Перед Терчи открылась ужасная истина. Они привезли ребенка не по адресу. Разве мог этот больной старик быть отцом такого очаровательного малыша? А женщина, которая попала под машину? Она ведь тоже была весьма немолода. Правда, трудно определить возраст смертельно раненного человека, лежащего на асфальте.
Что теперь будет, что будет?
Девочка бросила взгляд на Кроху, который враз перестал быть Эгоном. Малыш опять сонно заулыбался, через несколько минут он наверняка уснет. И опять Терчи показалось, что карапуз лукаво улыбнулся.
— Да ты настоящий сорванец! А что же собака?
— След, домой! Иди домой! Где твой хозяин? Где? Действительно, где хозяин?
Большой черный пес бешено завертелся на месте и заскулил.
— Иди домой! Иди, глупыш! Где хозяин, где? Домой! Перестань мне руку лизать!
Но След уже успел подружиться с Терчи. Он восторженно лизал ее руку и оскалился, как будто рассмеялся.
— У меня и с малышом забот по горло. След, миленький, или как там тебя зовут, отправляйся домой.
Но След лишь вилял обрубком хвоста и ставил уши торчком. Терчи сунула руку в карман. На обеденные деньги можно рвануть на такси до площади Героев. Ну конечно.
На стоянке как раз была свободная машина.
Девочка быстро огляделась. По той стороне проспекта Ракоци к остановке шли двое парней.
— Помогите, пожалуйста, — обратилась Терчи к шоферу. Таксист вылез из машины, осторожно вынул Кроху из коляски и посадил на заднее сиденье — рядом с девочкой. Потом сложил коляску и сунул ее в машину.
Собака в отчаянии прыгала рядом и громко лаяла. Парни быстро приближались, один из них удивительно напоминал Терчи кого-то. Таксист засмеялся.
— Это ты, След? Ты ведь След? След! Я тебя знаю.
Пес довольно завизжал и вспрыгнул на переднее сиденье, словно всю свою жизнь только тем и занимался, что катался на такси.
— Пожалуйста, на площадь Героев, — всхлипнула Терчи. — Вот деньги.
— Расплатишься, когда приедем, дочка. Но почему ты плачешь?
— Сама не знаю.
Машина двинулась с места.
Глава четырнадцатая, в которой наступают немыслимые огорчения, сумятица и хаос. Опять появляется, а затем исчезает папа-турист с рюкзаком
Утреннее предчувствие не обмануло Берци: денек выдался будь здоров. Жаль только, что поблизости нет ни кровати, ни одеяла. Неплохо бы сейчас провалиться в сон и забыть обо всем на свете.
Подъехавшее такси было схоже с дьявольской табакеркой, которая изрыгала из себя одно огорчение за другим.
Первой из машины вылезла Терчи. Она пыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то кривая, чувствовалось, еще минута — и девочка разрыдается.
Затем из машины вылез водитель, здоровенный круглолицый мужчина, который заботливо оглядел своих пассажиров, желая помочь им.
Наконец выскочила большая глупая собака. Ей, разумеется, не требовалась никакая помощь — черным лохматым клубком вывалилась она из машины, подскочила к мальчикам, облизала их и вихрем помчалась по кругу, приветствуя туристов.
Кому нужна была помощь, так это Крохе, упорно старавшемуся самостоятельно сползти с сиденья. Он, видно, испугался, что его оставят одного в машине, и ревел во все горло.
Короче, стоял сплошной хаос: малыш орал, Терчи плакала, собака лаяла.
— Хватит! Тише! — гаркнул Берци.
В конце концов, кто, как не он, вождь сорванцов! Впрочем, его слова не возымели никакого действия. Справедливости ради нужно сказать, что под открытым небом человеческий голос звучит значительно глуше, теряется. Берци понимал, что кричит, однако сам себя едва слышал.
— Ну, что ты ревешь? Это же ерунда! Потрясающая ерунда!
Такое сказать мог, конечно, только Карчи. Однако на залитой солнцем площади слова его звучали не слишком грозно, хотя он и был изрядно зол. Только что мальчики нахваливали Терчи, и вот на тебе. Такой стыд.
Круглолицый таксист осторожно вынул Кроху из машины и, коль скоро малыш ревел и цеплялся за него, с отеческой нежностью усадил в коляску и закрепил ремнями.
— Вот и хорошо, детка, хорошо! Сейчас придет твоя мама, — проговорил шофер, не подозревая об истинном положении дел. Потом выпрямился и выжидающе посмотрел на подростков.