Сошедшие с ковчега
Шрифт:
«Россия». Оно использовалось как доходный дом. А с 1907 года особняк кн. Львова стал собственностью акционерного общества «Палас-отель», решившего построить новое здание для гостиницы.
Оно возводилось в 1910–1912 годах. В интересах бизнеса, для наибольшей вместимости и получения большего дохода, здание спроектировали намного выше соседних. Но в угловой части дом занимает угловой участок только первым этажом. Это было сделано по требованию Академии художеств, дабы строение не заслоняло вид на Исаакиевский собор.
Гостиница сразу стала считаться одной из лучших в России. Здесь были размещены 10 лифтов, световая электрическая сигнализация, паровое отопление, вентиляция, телефон. Первым ее владельцем
У коридорного, проводившего Георгия до номера, оказалась на редкость примечательная физиономия. Это был сравнительно молодой человек, скорее всего, не так давно принятый на службу. Ибо он изо всех сил старался соответствовать уровню заведения, демонстрируя услужливость, но без угодничества. При этом, как успел заметить Лазорян, в его умных, но плутоватых глазах играли искорки жадного, нетерпеливого любопытства. Должно быть, всякий новый постоялец вызывал в нем жгучий интерес. Георгий был почти уверен, стоит ему шагнуть за порог номера и прикрыть дверь, как с той стороны к ней, пусть на мгновение, приникнет ухо коридорного. После чего он на цыпочках покинет свой пост, а потом, шествуя по коридору, вновь облачится в костюм соответствия: осанка, жесты, походка, взгляд.
– Спасибо, братец, дальше я сам, – подавая чаевые и не выходя из образа, снисходительно-дружеским тоном напутствовал его Лазорян.
– Премного благодарны, барин, – мигом, словно фокусник, смахнув деньги, поклонился коридорный. И, развернувшись, зашагал прочь неторопливым, степенным шагом, от которого любой купец пришел бы в полный восторг.
«А ведь вернется же, каналья! Ей-богу, вернется и подслушает!» – подумал про себя Георгий, распахивая дверь номера.
Впрочем, уже в следующую минуту он совершенно забыл о коридорном. Его внимание привлекло просторное, роскошно обставленное помещение. В центре его, между двух окон, находился стол, где в вазе стоял букет свежесрезанных нездешних цветов, наполнявших номер изысканным восточным ароматом. Рядом со столом, на стуле, расположился «гость». Но это был не Румянцев. Последовала продолжительная немая сцена. После чего «гость» обратился к Лазоряну.
– Только не говорите, Жорж, будто вы ошиблись номером, – уловив мимолетное смятение на его лице, проговорила, смеясь, княгиня Залесская.
Ничего не понимая, он лихорадочно подыскивал в уме более или менее достойный ответ. И когда, казалось, уже нашел его, из соседних апартаментов, справа, вышел Румянцев.
– Простите, Георгий Георгиевич, за это маленькое представление, – начал он. – Но я не мог отказать Наталье Николаевне в ее желании поприветствовать вас первой.
Лазорян напустил на себя радостно-счастливый вид. Подойдя к Залесской, он поклонился, а затем, целуя ей руку, ответил:
– И тем, несомненно, доставили мне истинное удовольствие!
– Что ж, если все так прекрасно разъяснилось, мне остается только пожелать вам, господа, всего наилучшего и откланяться, – с этими словами, она поднялась и, одарив обоих мужчин ослепительной улыбкой, покинула номер.
– Присаживайтесь, – указал на одно из кресел Румянцев.
И когда оба расположились, заметил:
– Признаться, я не ожидал, что вы так спокойно отреагируете на присутствие княгини.
– В самом деле? – усмехнулся Лазорян. Его лицо приняло ироничное выражение: – Видите ли, Дмитрий Иванович, с тех пор как мне довелось познакомиться с вами и Романом Борисовичем, я просто устал беспокойно реагировать на все, что вокруг меня происходит. Хотя, боюсь, в отношении княгини вы не правы. Ее присутствие – это было поистине потрясающее, как вы изволили заметить, представление, – с чувством произнес он.
А про себя подумал: «Теперь понятно, почему, в отличие от остальных, она могла позволить себе смелые суждения. Не говоря о выборе друзей. У контрразведки
– У вас есть какие-то объяснения случившегося? – донесся до Георгия голос Румянцева.
– Всего лишь догадки, – в той же ироничной манере откликнулся Лазорян. И поскольку Румянцев молчал, ожидая более полного ответа, Георгий не стал его томить. – Мне представляется, что, в недалеком будущем, в Константинополе мне предстоит встретиться не с одной только четой Макензенов… – Он намерено сделал паузу. А потом продолжал. – Но и с княгиней Залесской. Иначе чем еще объяснить ее присутствие на нашей с вами встрече? Если это так, отдаю должное вашей предусмотрительности. При других обстоятельствах, доведись нам встретиться в Стамбуле, вряд ли я позволил бы себе излишнюю откровенность. А вздумай княгиня настаивать, это пробудило бы дополнительную подозрительность. Зато теперь я знаю: княгиня Залесская – человек… – Лазорян на мгновение запнулся, подыскивая подходящее определение: – Человек, скажем так, вашего круга.
Румянцев скупо улыбнулся:
– Нашего, Георгий Георгиевич, нашего круга. Итак, не сочтите за лесть, но я не перестаю удивляться вашим способностям. Вы верно рассчитали. Наталья Николаевна действительно в скором времени покидает Россию. Боюсь, навсегда. Но это не значит, что она перестанет любить Россию. Возможно, мои слова покажутся вам излишне пафосными и высокопарными. Княгиня Залесская всем сердцем предана России. А сегодня Отечество наше как никогда нуждается в людях, которые, будучи за его пределами, питают к нему искреннюю любовь. Потому я счел своим долгом посвятить вас в еще одну тайну. Тайну княгини Натальи Николаевны Залесской. Она – тот человек, с которым вы время от времени будете встречаться за границей. И которому можете смело довериться. Не считая тех людей, с которыми, так или иначе, будете поддерживать контакты, необходимые для успешной реализации стоящей перед вами цели…
Слушая Румянцева, Георгий почувствовал, как у него сжалось сердце. Он понял, что столь необычно начавшаяся встреча, место ее проведения, как и слова Дмитрия – все это говорит о близости расставания. Расставания реального, возможно, завтра или послезавтра. Вопреки прежнему нетерпеливому желанию поскорее приступить к новой службе, ему вдруг отчаянно захотелось вернуться в тот день, когда он впервые вошел в кабинет Яхонтова. В день, полностью изменивший его судьбу. Он не смог бы с полной уверенностью ответить, каким было бы его решение, знай он наперед все, что довелось ему узнать до настоящего момента.
Георгий ощутил страх за будущее. Но он не имел ничего общего с опасением и тревогой за собственную жизнь. Ибо его с рождения готовили к воинской службе. Как таковая, смерть для воина не является чем-то ужасным. Спору нет, умирать молодым – обидно, горько, несправедливо. Но главное не это. Главное, за что умирать, во имя чего.
Итак, жребий брошен, Рубикон перейден. Ему предстоит покинуть Отечество и жить среди врагов. Мало того, всеми силами стараясь убедить их в том, что он – на их стороне, что, как и они, он тоже ненавидит Россию. А стоит сделать один неверный шаг – и прощения не будет. Его не станет. Но эта смерть придет к нему не в сражении. В лучшем случае она принесет забвение. Мы – одиночки, живем и умираем безвестным, как справедливо заметил Румянцев. В худшем случае смерть покроет его имя не просто саваном небытия, а – рубищем позора. Ведь, несмотря на все «реляции» и «высочайшие повеления», он покидает Отечество как изгой и иуда, «добровольно и намерено» сбежавший в лагерь противника. Причем в самые тяжелые для России времена…