Сословная структура постсоветской России
Шрифт:
Попытка П. А. Сорокина построить социологическую систематику не увенчалась успехом во многом, как мне кажется, потому, что он следовал уже модной в его время традиции «теоретической биологии» и намеревался выстроить филогенетическую социальную систематику вместо разработки алгоритма классификации, к реализации которого могли бы подключиться другие ученые, как это было в биологии. Кроме того, построить социологическую систематику много сложнее, чем биологическую, вероятнее всего, потому, что она должна включать в себя такую процедуру, как самоидентификация людей, то есть более или менее полное их согласие с отнесением к какому-либо таксону. Продолжая эту традицию, социологи уже много десятилетий смотрят на «мыслящий тростник» паскалевского человека и вводят не верифицируемые классификационной логикой представления о существовании разного рода социальных групп (предметных аналогов видов, родов, семейств биологической систематики) для того, чтобы установить между ними «естественную историческую связь».
В
13
Иногда эти пространства унифицируются формальными конструкциями, такими как теория Т. Парсонса с ее спекулятивными категориями, родственными гегелевским различениям. В результате возникает содержательно пустое, но многозначительное единство математизированной и философской спекуляций, которое многими социологами считается высокой теорией.
Статистическое, или математизированное, социологическое знание нельзя, ввиду отсутствия определителей, верифицировать, то есть проверить, на каком основании исследователь решил, что полученные им результаты вообще относятся к некоей социальной группе, прежде всего потому, что нет систематики этих групп. Статистика и матметоды создают свой особый мир, привязка которого к социальной эмпирии составляет чаще всего неразрешимую проблему, обычно решаемую искусством ремесленника. Поэтому в предмете социологии почти никогда нельзя с уверенностью сказать, что же существует, кроме «паскалевских людей» и статистических «групп», а тем более нельзя проверить утверждения о существовании, сделанные другими исследователями.
Эти, казалось бы, специальные проблемы социологической классификации имеют далеко не специальное значение. Многие классификации «встроены» в ткань обыденной жизни, являясь основой группового поведения. Так, как я уже подчеркивал, классификационные конструкции К. Маркса и его интерпретаторов до сих пор остаются идеологической основой разных социальных революций, а результаты сталинского определения и классификации наций, ставшие у советских обывателей повседневными различениями, и сейчас проявляются в форме межнациональной розни.
Операциональность понятий сословий и классов
При общей неупорядоченности предметной области социологии в ней есть структурированные части с более или менее верифицируемыми представлениями о существовании. Они возникли там, где в какой-то степени совпадают представления о существовании (имена) социальных групп, вводимые исследователями, и самоидентификации членов этих групп. Таковы понятия высшего, среднего и низшего классов [Уорнер. 1999]. Столь же операционально понятие сословий, где определение «себя» как члена сословия бюджетников, например, вполне совпадает с выделением исследователями бюджетников как социальной группы. В каком-то смысле понятия классов, сословий (и каст) выгодно отличаются от других классифицирующих социологических понятий, так как есть удобные процедуры проверки качества классификации. Можно, например, просто спрашивать людей, к какому классу или сословию они принадлежат и что дает им основания так считать. Или использовать для классификации непосредственно наблюдаемые признаки членов классов и сословий, такие как внешний вид, лексика, материальные символы сословной принадлежности, манеры поведения и пр.
Классы и сословия изначально представляют собой понятия, вводимые при анализе социальной структуры для описания или объяснения несомненных (непосредственно наблюдаемых) различий в потребительском или правовом положении людей. Понятие классов используется для описания социальных иерархий в отношениях потребления [14] , в то время как понятие сословий введено для описания иерархий служения, или обслуживания, прав и привилегий.
И классы, и сословия в момент возникновения этих понятий представляли собой не более чем теоретические или аксиологические интуиции. Эти «умственные сущности» превратились в социальные реальности только тогда, когда попали «в точку», то есть совпали с «само собой разумеющимся», но, может быть, ранее не артикулированным разделением на социальные группы. После этого они стали исходными для групповой самоидентификации, то есть для того, чтобы достаточное количество людей признали свою принадлежность к какой-либо группе и вполне рационально повели себя согласно ее нормам и стереотипам [15] .
14
Понятия современной классовой теории стратификации не имеют ничего общего с понятиями марксистской классовой теории. Марксовы классы были введены для описания различий между людьми в отношениях собственности на средства производства, в то время как современные классы описывают различия в отношениях потребления. Разделение на высший, средний и низший классы, которые различаются уровнем и формами потребления, введено Уорнером в 30-е годы XX века аналитически, а в настоящее время оно вошло в социальную практику и во многом определяет повседневное поведение в современных обществах.
15
Однако сама возможность введения понятий социальной стратификации и научного исследования сословной структуры возникает только в неоднородном классовом обществе после того, как в нем сформируются разные системы социального отсчета. В синкретичном общественном устройстве его рефлексия имеет не научный, а мифологический характер.
Классы и сословия перестали быть только теоретическими конструктами и превратились в обыденные различения социальной практики, в саму реальность общественного устройства [16] . Они существуют «объективно», но эта объективность воспроизводится только в деятельности классифицируемых людей, самой их жизнью, а не привносится извне. При этом понятия классовой стратификации закрепляются в обычае и обычном праве [17] , в то время как понятия сословного устройства фиксируются в особых законах или традиции, имеющей силу закона. В результате такой фиксации каждое новое поколение вступает в уже стратифицированный мир, где ему приходится искать себе место в сложившейся классовой или сословной системе.
16
О критериях существования аналитических объектов и социальной практике, с ними связанной, я писал в работе «Циклы деятельности и идеальные объекты» [Кордонский. 2001].
17
Например, члены среднего класса негативно реагируют на появление в ареале их расселения членов низших классов. Обычай таков, что способствует территориальной классовой изоляции, хотя в писаном праве это не зафиксировано.
Высший, средний и низший классы современного рыночного общества существуют и воспроизводятся потому, что люди, более или менее рационально определившие свою классовую принадлежность, непрерывно ее подтверждают: работают и зарабатывают так же, как представители своего класса, покупают товары, которые покупают члены их класса, селятся там, где живут их соклассники, вступают в браки с членами своего класса, рожают детей столько, сколько полагается семьям данного класса. Они ведут себя «так, как надо», чтобы оставаться в своем классе и, может быть, если повезет, перейти на более высокую ступеньку потребительской иерархии.
Если понятия современных классов относительно ясны концептуально [18] , то с сословиями такой ясности нет. Более того, априори считается, что сословное устройство архаично, не специфизирует актуальную социальную реальность и что изучение сословий есть скорее задача историков и правоведов, а не социологов. Я, напротив, считаю, что современное сословное деление применительно прежде всего к России не менее, а может быть, и более актуально, чем классовое, и что нерефлектируемая принадлежность к сословиям определяет социальное поведение в гораздо большей степени, чем принято считать.
18
Дискуссии по поводу существования классов как «объективных реальностей» носят скорее философский, чем предметный характер и отражают, скорее всего, принципиальную непроработанность предметных представлений о существовании. См., например, [Бауман. 2002].
Чаще всего подразумевается, что сословные принципы устройства социальной структуры со становлением рыночной экономики и демократии были в основном замещены классовыми, для которых характерны равенство граждан перед законом и преимущественно экономические отношения, поэтому изучение сословий имеет только исторический интерес. Тем не менее сословные формы организации социальной жизни (например, аристократия) процветают и в современных обществах, сосуществуя с классовой структурой, демократиями и рыночными отношениями. Во многом к функциональным останкам сословной стратификации можно отнести современный институт профессии и профессиональной общности.