Сосны. Заплутавшие
Шрифт:
– Люди могут принять неправильное решение.
– Это верно, но ты должен понять, какого рода лидером ты собираешься быть.
– Я знаю, какое решение будет правильным, Тереза.
– Так донеси до них свою мысль.
– Это трудно сделать. Это рискованно. И что случится, если они сделают неправильный выбор? Ведь даже ты колеблешься!
– Может, и так, но это будет наш неправильный выбор, милый. Если ты хочешь силой заставить людей следовать за тобой, тогда какой смысл вообще был говорить им правду о Заплутавших Соснах?
– Я спровоцировал все это, –
– Тебе так плохо из-за этого?
– Я в ужасе, – признался шериф, и жена взяла его руку в свои ладони. – Ты просишь меня не просто доверить людям их судьбы. Ты просишь меня доверить им твою судьбу. И судьбу Бена. – Он посмотрел на сына, который бегал по полю, таща за собой на прочной бечевке змея, и смеялся. – В тот день, когда я вломился в комплекс, Пилчер сказал мне, что я, в конце концов, пойму все то, что он совершил. Все те решения, которые он принял.
– И теперь ты понял?
– Я начинаю ощущать ту тяжесть, которую он нес на плечах. Теперь она лежит на мне.
– Он не доверял выбор своим людям, – напомнила Тереза, – потому что боялся. Но тебе не нужно бояться, Итан. Если ты делаешь то, что всей душой считаешь правильным, если ты даешь людям свободу выбирать собственную судьбу, собственную участь…
– Мы можем умереть с голода в этой долине.
– Это правда. Но ты не должен отказываться от своей честности, не должен предавать ее. Это предательство – единственное, чего тебе следует бояться.
В тот вечер Итан стоял там, где все началось, – на голой сцене оперного театра, под невыносимым сиянием прожекторов. На него смотрели последние двести пятьдесят человек на этой планете.
– Вот к чему мы пришли, – обратился он к собравшимся. – К финалу человеческого мира. Мы сейчас здесь из-за того выбора, который я сделал, рассказав всем правду об этом городе. Не думайте, будто я позабыл об этом. Многие из вас потеряли тех, кого любили. Мы все страдали. Мне предстоит до смертного часа жить с осознанием того, чего нам стоило это решение, но сейчас время подумать о будущем. Именно об этом я думал всю последнюю неделю.
Центральная группа ближайшего окружения Пилчера сидела в первом ряду у левой части сцены: Фрэнсис Левен, Алан, Маркус, Мастин… И все они смотрели на оратора.
В зале стояло напряженное молчание. Тишина была абсолютной.
– Я знаю, что мы все пытаемся понять, куда нам идти дальше после всего случившегося, – продолжил Итан. – Что произойдет дальше? Какой может стать наша жизнь, жизнь каждого из нас? Нам предстоит столкнуться с жестокими истинами, и мы должны противостоять им вместе. Прямо сейчас. И вот первая из них: наши запасы пищи на исходе.
По толпе пробежали перешептывания и вздохи.
– На сколько их хватит? – выкрикнул кто-то.
– Примерно на четыре года, – ответил шериф. – И это подводит нас ко второй жестокой истине. Мы не можем оставаться в этой долине. То есть, конечно, мы могли бы. До следующего перебоя с подачей энергии на ограждение, до наступления столь суровой зимы, какую мы и вообразить себе не можем, или до тех пор, пока не закончатся припасы.
Бёрк взглядом нашел среди публики Терезу и продолжил:
– Если говорить честно, я сомневался даже в том, давать ли вам такой выбор. Один мой друг недавно сказал мне, что в некоторых ситуациях, когда речь идет о жизни и смерти, один или два сильных лидера должны принять решение. Но я думаю, мы все покончили с контролем над нашей жизнью. Я не знаю, каким образом, но мы должны найти способ преодолеть это. Меня убедили в том, что лучше мы примем неправильное решение все вместе, чем будем жить без свободы. Отобрать у людей свободу решения – это был старый метод. Метод, которым пользовался Пилчер. А теперь я прошу вас всех выслушать меня, и потом мы решим, что нам делать. Вместе. Как подобает свободным людям.
Часть X
Итан
Месяц спустя
В их жизни все еще были такие моменты. В комнатах горел мягкий электрический свет, а с кухни доносился запах Терезиной стряпни. Моменты, когда все казалось обычным. Словно это были нормальные выходные из прежней жизни Итана.
Бен был наверху, в своей спальне, а Итан сидел в кабинете, набрасывая в блокноте строки текста, который он намеревался произнести завтра. Сквозь окно в вечернем свете шериф видел темный дом Дженнифер Рочестер. Сама Дженнифер погибла во время вторжения аберов, а недавний мороз убил и ее сад. Но уличные фонари снова горели, и из динамиков слышался стрекот сверчков в дальнем кустарнике. Итану не хватало пианино Гектора Гайтера – когда-то эти звуки несись из радиоприемников во всех домах Заплутавших Сосен. Шерифу хотелось еще один, последний раз забыть обо всем и просто слушать эту музыку.
На краткий миг Бёрк сгорбился в рабочем кресле, закрыл глаза и позволил себе погрузиться в ощущение обыденности, пытаясь выбросить из головы все мысли о том, как хрупка эта обыденность. Но это было невозможно. Он никак не мог смириться с тем фактом, что принадлежит к виду, стоящему на грани исчезновения.
Это наполняло каждый момент его жизни значимостью.
Это наполняло каждый момент его жизни ужасом.
Итан вышел в кухню, где пахло варящимися макаронами и загустевающим в кастрюльке соусом к ним.
– Чудесный запах, – заметил он.
Подойдя сзади к Терезе, стоящей у плиты, Бёрк обнял жену за талию и поцеловал в шею.
– Последняя трапеза в Заплутавших Соснах, – отозвалась та. – Сегодняшний вечер особенный. Я выгребла все, что было в холодильнике.
– Приставь и меня к работе. Я могу вымыть все эти тарелки.
– Я думаю, ничего страшного не случится, если оставить их как есть, – заявила Тереза, помешивая соус.
Итан засмеялся – а ведь верно! Конечно, не случится.