Сотрудник уголовного розыска
Шрифт:
— Хорошо, так и запишем в протоколе, что туфли ваши и вы их купили в Новороссийске.
Виктор Сергеевич вытащил из кармана перочинный нож, внимательно осмотрев туфли, осторожно приподнял стельку. И удивленно присвистнул. Все подошли поближе. В толстой подошве был вырезан почти на всю длину туфли тайник, прикрывающийся стелькой. В тайнике лежали золотые монеты.
— Целый клад! — доставая одну за другой монеты, проговорил Лютиков.
Под золотыми монетами лежало несколько бумажных долларов.
— Ты смотри-ка! — удивился один из свидетелей, пожилой мужчина в рабочей одежде. —
В тот же день задержанных Шапальяна и Меринову доставили в Новороссийск.
Очная ставка
Люсина строптивость быстро исчезла. Она рассказала все, что знала. А вот Шапальян всеми путями пытался запутать следствие, уйти от ответственности. Виктор Сергеевич решил провести между ними очную ставку. Конвоир первой привел в кабинет Меринову. Люся изменилась неузнаваемо: измятая одежда, скатавшиеся в сосульки волосы, синие ненакрашенные губы, глаза, красные от слез. Она пала духом и теперь надеялась только на Шапальяна, полагая, что он подтвердит ее полную невиновность.
Меринова скромненько примостилась на кончике стула и застыла, сцепив пальцы на коленях. Лютикову по-человечески стало жаль ее.
Скоро доставили и Шапальяна. Он, нагловато усмехаясь, без приглашения развалился напротив Люси.
— Вы чему улыбаетесь, Шапальян? — спросил Виктор Сергеевич.
— Да вот на Люсю смотрю: за эти дни она изменилась не в лучшую сторону.
Люся посмотрела на него удивленно. Румянец пробежал по ее щекам.
— Это к делу не относится, Шапальян. Разговор у нас должен вестись лишь по существу, — проговорил Лютиков. — Сейчас меня интересует один вопрос: гражданка Меринова на допросе показала, что туфли, которые были изъяты у нее в Туапсинском отделе милиции, фактически, Шапальян, ваши. Правильно?
Пашка нагловато усмехнулся:
— Вы что же, товарищ старший лейтенант, думаете, я могу взять на себя преступление, совершенное этой девкой?
— Прекратите, Шапальян, оскорблять гражданку Меринову. Я вас предупреждаю. Отвечайте по существу.
— Пожалуйста, могу и по существу. Туфли, о которых идет речь, я Мериновой не покупал. О золотых монетах и бумажных долларах, обнаруженных в туфлях, мне ничего не известно. Я Мериновой купил одни туфли в Туапсе. Они сейчас на ней.
Люся сняла черненькие туфли и осторожно отодвинула их в сторону.
— Наденьте, — попросил Виктор Сергеевич. — Когда вам принесут из дома какую-то обувь, тогда и отдадите их Шапальяну. Босиком у нас ходить нельзя.
Она покорно выполнила приказ и, не мигая, в упор смотрела на Шапальяна. Крупные слезы катились по ее щекам.
— Значит, гражданин Шапальян, вы продолжаете утверждать, что туфли и золото, хранившееся в них, не ваши.
— Еще бы. Я ведь знаю, что за это дело и двадцать пять лет могут дать. Я никогда не занимался валютными операциями. Тряпки, ковры — мое дело, признаюсь. А о золоте спрашивайте у нее, у Мериновой.
— Ясно. А что за материал и для какой книги вы собирали в Новороссийске?
— Я это придумал для гражданки Мериновой. Я нигде не работаю уже три года.
—
— Это в отношении того, что Скворцов приставал к девушке? — уточнил Шапальян.
— Именно это я имел в виду.
— Да вот, чтобы она — Меринова, — кивнул Пашка в сторону Люси, — поехала со мной. А ударил, товарищ начальник, Скворцова не я — один морячок. Не то грек, не то румын. Скворцов ведь как раз нас пытался задержать, когда я покупал ковры у моряка. Привязался, пойдемте в милицию. Вот морячок его и стукнул: жалко стало ковров.
— Кто потерял золотую монету в подъезде, где вас пытался задержать Скворцов? — продолжал допрос Лютиков. — Вы лично или иностранный моряк, о котором вы сейчас сказали?
— Я уже ответил: с золотом дела не имел, видимо, монету потерял иностранный моряк. — «Нет, ни за что я не признаюсь в этих золотых операциях, — думал Шапальян. — Дадут большой срок, да и Цулака придется к делу пришить. Уж лучше одному за ковры отсидеть. Тогда и с Цулака, когда выйду из тюрьмы, можно деньгу сдернуть. А эта дурочка пусть сама выпутывается. Хорошо я придумал с туфлями. Выручили они меня».
Шапальян, конечно, не знал, что Лютиков перед тем, как вызвать его на очную ставку, много поработал, что был уже установлен Цулак, выяснена его тесная связь с Пашкой. Виктор Сергеевич проверил и все, что касалось Люси. Он убедился в ее невиновности.
— Меринова, — обратился старший лейтенант к Люсе. — Вы свободны. Идите.
— Куда? Туда же? — торопливо поднялась Люся.
— Домой идите. Совсем. Только из города пока никуда не уезжайте, вы еще понадобитесь мне.
— Виктор Сергеевич… Вы поверили мне?
— Поверил, Меринова, идите.
Люся сорвалась со стула и выбежала за дверь.
Шапальян был явно удивлен таким исходом дела.
Шапальян придумал выход
Бытует мнение, что особенно трудно изобличить опытных, прожженных преступников. Но это не всегда так. Чаще всего опытные попадаются на психологических мелочах, выдают себя и своих соучастников. Нервы у них не выдерживают…
На следующий день Шапальян сам попросился на допрос.
— Решил рассказать правду, — начал он с порога.
— Давно пора, — согласился Лютиков.
— Вы знаете, что я репатриант из Греции? — начал Пашка.
— Да, это мне известно.
— В Советский Союз я приехал мальчишкой вместе с матерью в 1951 году. Отец остался в Греции, у него был большой собственный магазин, и он не захотел с ним расстаться. Обещал, что приедет на родину через год-два. Когда мы уезжали из Греции, он дал нам бумажные доллары и золотые монеты. Мы полагали — доллары здесь в ходу. А золото берегли на черный день. Когда мы убедились, что ни доллары, ни золото в Союзе не ходят в обращении, я решил их сбыть иностранным морякам, но не смог. Вот и решил сделать тайник в туфлях, которые подарил Люсе, и таким образом доставить золото обратно домой. Я прибег к этой хитрости потому, что боялся: вдруг что-нибудь случится. Я все сказал от чистого сердца и прошу это учесть.