Сотворение мира.Книга третья
Шрифт:
Геринг пожал плечами:
— Понимаю, мой фюрер. Но русским тоже нужна нефть, они будут защищать Баку и Грозный до последней возможности, и, надо полагать, наши пехотные и танковые дивизии без авиации там ничего не сделают.
— Допустим, — раздраженно согласился Гитлер. — И все же нужно позаботиться, чтобы нефтепромыслы и нефтехранилища в наименьшей степени пострадали от авиации…
Далее Гитлер долго и пространно говорил о том, что на севере необходимо взять и полностью разрушить Ленинград, установить прочную локтевую связь с финскими дивизиями Маннергейма, разъяснял, почему группе армий «Центр» необходимо пока
— Ваши действия на Кавказе, фельдмаршал Лист, мы решили закодировать названием «Эдельвейс», — сказал он с чуть заметной усмешкой. — Этот благородный альпийский цветок, напоминающий белую звезду, надеюсь, воодушевит вас на преодоление любого сопротивления красной звезды, олицетворяющей вооруженный оплот большевизма.
Оценив тяжеловесный юмор фюрера, генералы и фельдмаршалы заулыбались. Задумчивым и неподвижным осталось только лицо Листа. Он не был уверен в том, что большевизм можно победить с помощью словесной игры…
После полуторачасового перерыва на обед совещание возобновилось. При участии самого Гитлера распределялись между группами «А» и «Б» танковые и моторизованные дивизии, ударные эсэсовские соединения, артиллерия, саперы, средства для форсирования рек. Согласовывались детали взаимодействия по срокам и рубежам. При этом часто назывались не только русские города, а и села, деревни, станицы Дона, Кубани, Ставрополья, Терека, жители которых в этот жаркий июльский день убирали с полей хлеб, вывозили с огородов огурцы и помидоры, хозяйничали в садах, добывали уголь, трудились на заводах. Никто из этих молодых и старых людей, мужчин и женщин, не знал еще, что замышляют против них хладнокровные убийцы в генеральских мундирах, нарекшие именем прекрасного, чистого, белого как снег высокогорного цветка дьявольский план, по которому в назначенный час начнется новый кровавый разгул смерти, заполыхают новые пожары, застонет земля.
Вскоре после безрадостной поездки в Огнищанку Юрген Раух был прикомандирован к группе армий «Б». Находясь преимущественно на командном пункте генерал-полковника фон Вейхса, он томился от безделья, хандрил, его измучила бессонница.
Не обрадовал Рауха и неожиданный вызов в Берлин. Туда он полетел на самолете «физелер-шторх». Долетел без всяких приключений и, не заезжая домой, прямо с аэродрома направился в генеральный штаб. Там его ознакомили с последней директивой Гитлера и обязали с самого начала наступления на сталинградском направлении проявить особое внимание к боевым действиям танкистов, подробнее информировать об этом генштаб.
После инструктажа Рауху было разрешено провести два дня дома, отдохнуть от фронтовых мытарств. Он и к этому отнесся с безразличием, будто знал, что дома ему уготована встреча не только с женой, а и с Конрадом Риге, этим законченным циником, потерявшим всякое представление о порядочности.
При появлении мужа Ингеборг постаралась изобразить на лице выражение радости, даже поцеловала его и воскликнула:
— Боже, как ты исхудал! Неужели на фронте вас так плохо кормят? Придется мне подкармливать тебя посылками из Берлина.
И тут же, ни капельки не стесняясь, принялась оправлять измятую постель, кокетливо придерживая одной рукой все время распахивающийся халатик.
Не смутился и Конрад, одетый в полосатую пижаму. Расхаживал по семейной спальне Раухов, шлепая домашними туфлями, и посмеивался:
— Это его умаяла огнищанская Мессалина! Не так ли, дорогой кузен? Признавайся! Нам, солдатам, не к лицу скрывать свои веселые похождения. На то и война!
Юргену, однако, было не до шуток. Он молча смотрел на заспанную жену, на ее растрепанные, окрашенные в серебристый цвет волосы, на разбросанные в спальне предметы женского туалета. Мысленно сравнивал Ингеборг с молчаливой, печальной Ганей и ужаснулся этому неожиданному сравнению.
Еще большее отвращение вызвали у Юргена рассказы жены за ужином. Оказывается, она в отсутствие мужа стала активным функционером секретной организации «Лебенсборн», созданной по приказу Гиммлера еще до войны с целью планового воспроизводства чистой арийской расы.
Мелкими глотками отпивая коньяк, Ингеборг убеждала мужа:
— Ты, Юрген, должен отнестись к этой организации с пониманием ее государственной важности. Пока вы там, в России, в Польше или во Франции, вступаете в беспорядочные связи с неполноценными, непроверенными женщинами, мы здесь должны вести и ведем борьбу за чистоту немецкой крови.
— В чем заключается эта борьба? — не без иронии спросил Юрген. — Мне говорили, что где-то под Мюнхеном есть нечто вроде случных пунктов или узаконенных борделей для чистокровных арийцев, куда по выбору направляют, как жеребцов-производителей, здоровенных парней-эсэсовцев, а в качестве кобыл — податливых девок? Так это?
Ингеборг обиженно поджала губы.
— Ты напрасно упрощаешь. Для Германии это имеет огромное значение, особенно сейчас, когда сотни тысяч молодых, красивых немок остаются без женихов. Нам надо, чтобы они рожали детей. Понимаешь! Надо! Мы таких женщин и девушек берем на учет и специальными повестками вызываем в Мюнхен или в деревню Штайнгеринг. Там у нас есть отлично обставленные дома встреч, где эти женщины имеют возможность провести в свое удовольствие несколько суток с выделенными для них партнерами. Забеременевших мы определяем в положенный срок в наши родильные дома и о детях проявляем заботу — отдаем на воспитание только в проверенные семьи. Такие дети называются «детьми фюрера». Что же здесь плохого?
— А что хорошего? — домогался Юрген. — Я никак не пойму, чем все-таки эта благотворительная организация отличается от борделя?
— Тем, что в домах «Лебенсборна» нет хаоса, все под контролем, — с гордостью ответила Ингеборг. — Прежде чем уложить избранных нами партнеров в постель, мы изучаем их происхождение по отцовской и материнской линии, проверяем их здоровье, умственные способности, цвет волос и глаз — словом, все, вплоть до политической лояльности. Поэтому зачатые в таких домах дети — безупречный в расовом отношении резерв немецкого народа.
— Но таков же в принципе запланированный отбор лошадей или коров. Ваша организация явно заимствовала методы случных пунктов для животных. Неужели вам не противно этим заниматься? — продолжал возмущаться Юрген.
Конрад Риге осклабился, обнажив гнилые зубы.
— Напрасно ты хорохоришься, кузен! Поваляться в постели с пылкой смазливой девкой и не знать после того никаких хлопот — что же здесь противного?
Желая переменить тему разговора, Юрген обратился к нему: