Совершенство
Шрифт:
Однако, разобравшись, наконец, с соцсетями и сбежав от Алексея, я теряю Нестерова из виду. Кажется, только что он был неподалеку, и внезапно исчез. Оглядываюсь по сторонам в его поисках, но Марк будто сквозь землю провалился.
«Ну не ждать же ему тебя весь вечер, — пожимает плечами ангелочек с плеча, облачившийся, ради торжества, в классические брюки с неизменными подтяжками и рубашку с кружевным жабо. — А может это просто новая игра — в прятки или, например, догонялки».
Но я не хочу играть ни в прятки, ни в догонялки. Вообще не хочу больше играть.
Шум ресторанного зала неожиданно начинает раздражать. Выхожу в прохладный просторный холл. Стуча каблуками по граниту, бреду к коридору лифтов. Ноги устали от красивых, но не самых удобных туфель и я бы дорого отдала, чтобы их снять.
Фигура Нестерова появляется с противоположного конца коридора, освещенная со спины последними лучами заката, льющимися сквозь стекла высоких окон. Свет создает вокруг него какой-то волшебный светлый нимб. Не видя лица, узнаю мужчину, скорее, по характерной уверенной походке, замираю у лифтов в ожидании и улыбаюсь ему широко и искренне.
Марк подходит молча. И мне не нужно слов, чтобы понять, что он тоже скучал по мне. Вижу это во взгляде и чувствую в каждом движении. Кажется, нам вообще не нужно слов, чтобы понять друг друга сейчас.
В пустом коридоре он притягивает меня в себе и впивается в мои губы поцелуем. Ненасытным, мучительным и горячим. Кружащим голову. Я обвиваю руками его шею. Зарываюсь пальцами в гладкие и тяжелые темные волосы. Запах бергамота, стойкий и пряный, сводит с ума.
Марк обхватывает ладонями мое лицо, не давая отстраниться ни на секунду, терзая губы. Мучительные, тянущие ощущения внизу живота делают ноги ватными, и я все ещё стою на ногах лишь потому, что руки Нестерова держат меня. Его горячие пальцы жадно сминают платье, скользят по коже.
Желание пьянит сильнее вина. Кажется, мы оба перестаем отдавать отчет своим действиям, но в отличие от меня, Марк ещё сохранил рассудок. Полагаясь исключительно на его здравомыслие, позволяю, не прерывая поцелуя, затянуть себя в зеркальную кабину лифта.
По иронии судьбы, того самого, в котором мы поднимались вместе в тот вечер, когда я подралась с Зориной. Но я не в том состоянии, чтобы сейчас думать о дежавю.
Глава 37. Плохой знак судьбы
«And I've never played a fair game,
I've always had the upper hand.
But what good is intellect and airplay
If I can't respect any man?
Oh, I want to play a fair game,
Yeah, I want to play a fair game».
Fair game — Sia
(Перевод: И я никогда не вела честной игры, у меня всегда было преимущество. Но что хорошего в интеллекте и радиоэфирах, если я не могу никого уважать? О, я хочу вести честную игру, да, я хочу вести честную игру.)
Спутанное сознание пытается напомнить о том, что в «Талассе» повсюду камеры, но я отметаю все доводы здравого смысла как ненужные и неинтересные. Мне интересен сейчас только он. Только Нестеров, ни на секунду не прекращающий меня целовать. И мне кажется, что если
К тому моменту, как мы покидаем лифт, обе тонкие бретельки платья спущены с плеч и лиф рискует в любую минуту соскользнуть вниз, но об этом я тоже практически не думаю. Туман желания застилает глаза, аромат бергамота заполнил легкие, сердце трепещет в груди и отбивает бешеный ритм.
Пальцы дрожат и путаются в пуговицах мужской рубашки, делая тщетными все мои попытки их расстегнуть.
— Я хочу быть твоей, Марк, — выдыхаю в его губы сквозь поцелуй, вместо ответа кожу щекочет его довольная усмешка.
Лифт останавливается, и я обхватываю бедрами талию Нестерова, позволяя донести до одного из номеров. Того же самого, или другого? Неважно. Я доверяю ему. Последние барьеры между нами рухнули, растворились в воздухе, а каждое прикосновение наполнено нетерпением, трепетом и нежностью.
По пути мы чуть было не сшибаем один из настенных светильников, но вскоре дверь номера с щелчком захлопывается за нами, окончательно отделяя от остального мира, погружая в полумрак. Лишь пара софитов в коридоре и голубоватый лунный свет, падающий в незанавешенные панорамные окна, освещают пространство вокруг.
Тот же кабинет с рабочим столом, журнальным столиком и креслами, огромная двуспальная кровать, кажутся мне знакомыми, наводя на мысль, что номер всё-таки тот.
В полумгле глаза Марка сверкают лихорадочным блеском, темные и хмельные. В его взгляде бьется такое неистовое желание, что становится нечем дышать. Широкая грудь тяжело вздымается. Часто-часто бьется жилка на шее, и я скольжу по ней кончиком языка, заставляя его резко и рвано выдохнуть. Мы оба на грани.
— Ты невозможная, — хрипло шепчет Нестеров, теряя контроль, а я сжимаю колени, прижимаясь к нему еще ближе. Удерживаясь на весу, трусь промежностью о выпуклость его брюк.
Лиф платья всё-таки соскальзывает вниз, оголяя грудь, и от соприкосновения с гладкой тканью его рубашки, не могу сдержать сладкой дрожи. Руки Марка жадно скользят по моему телу, ведя вниз от шеи по спине, почти до боли сжимаясь ягодицах и бедрах.
Стону почти жалобно:
— Марк, — и тут же закусываю губу, понимая, что, поддавшись эмоциям, готова признаться, что невыносимо скучала по его прикосновениям и в том, что люблю его слишком сильно, чтобы сопротивляться этому чувству.
Тяжело дыша, он продолжает гладить меня откровенно и нежно, касаясь каждого изгиба моего тела, а когда я всё-таки опускаюсь на дрожащие, кажущиеся ватными, ноги, его пальцы, скользнув по внутренней стороне бедра, пробираются под платье, лаская сквозь влажную ткань трусиков.
Хватаю ртом воздух от нахлынувшего жгучего удовольствия. От откровенной ласки его пальцев и горячих требовательных поцелуев, опаляющих ключицы, шею и плечи. Наверное, завтра в этих местах останутся следы, но я не собираюсь останавливаться и останавливать его. Эта ночь — особенная для нас обоих.