Совершенство
Шрифт:
Марк с усмешкой подает свободную от моей сумки руку, в которую я с неохотой вкладываю собственные пальцы. Его кожа сухая, горячая и грубоватая, вызывающая ощущение дежавю и противоречивые воспоминания о дне нашего знакомства и весь ворох сопутствующих этому эмоций.
Осторожно поднимаюсь по шатающемуся трапу следом за ним, ощущая, как тонкий аромат бергамота смешивается с запахом морской воды. А едва ступив ногами на яхтенную палубу, почти выдергиваю свою руку, получив от Нестерова непонимающий взгляд.
«Так его, — поддерживает чертенок. — Будет
Понимаю, что моя холодность выглядит глупо и неправильно, но, когда дело касается Нестерова, мне тяжело контролировать чувства. С другой стороны, может быть даже лучше, если он сочтет меня ненормальной.
На борту нас приветствует одетый в красивую черную форму капитан и проводит небольшую экскурсию, показав, где и что находится. Поскольку наше путешествие займет всего три-четыре часа, да и то потому, что идти мы собрались неспешно, наслаждаясь процессом, других посторонних, кроме капитана, на яхте нет.
Судно медленно начинает движение, понемногу удаляясь от берега, а мы вчетвером устраиваемся на кожаных диванах за небольшим столом, где перекусываем сэндвичами с ветчиной и сыром, которые Лера предусмотрительно взяла с собой. Запиваем крепким, ею же сваренным кофе из серебристого термоса. Обсуждаем планы на сегодняшний день, решая, что неплохо было бы разбить лагерь, а потом пройтись на сапбордах до соседних островов, если, конечно, погода позволит.
Вскоре, ничуть не расстроившись от моего отказа составить компанию, Дубинина отправляется в рубку, доставать капитана вопросами о яхте. Она впервые оказалась на судне отечественного производства и хочет уточнить какие-то его характеристики и особенности дизайна, до которых мне нет никакого дела.
Ник с Марком поднимаются на палубу, соблазнившись брызгами морской воды, легким ветерком и живописными берегами на горизонте.
— Пойдем с нами? — предлагает Сахаров. — Скоро будем проходить мимо маяка на Токаревской кошке, там красиво.
В школьные годы я была на маяке с экскурсией, но он не произвел на меня особого впечатления. Длинная каменистая коса и белая колонна с красной крышей, со всех сторон омываемая морской водой. Ничего особенного и достойного того, чтобы ради этого зрелища торчать на жаре, уворачиваясь от морских брызг.
Тем не менее, с Ником я отправилась бы хоть на край света, ни раздумывая ни минуты, найдя в подобном развлечении особый романтизм. Однако, маячащий рядом темный силуэт Нестерова всё портит. Отказываюсь:
— Я лучше отдохну немного. Вчера поздно легла и не выспалась.
И, следуя обозначенному плану, отправляюсь в каюту, где пахнет кожей, деревом и нагретым на солнце пластиком. Разувшись, устраиваюсь на диване, положив под голову ладонь и поджав колени к груди.
Морские волны раскачивают яхту и я прикрываю веки, чувствуя, как солнечные лучи из верхнего иллюминатора проходят прямо через них, но не слепят, а приятно греют. Вскоре меня окутывает сонливость. Внутри становится тепло и спокойно, а отсутствие темноты позволяет и без таблеток погрузиться в объятия сладкой
Мне удается поспать около часа, когда в каюте становится нетерпимо жарко. Настолько, что кожа покрывается влагой блестящей испарины. Сознание от духоты делается мутным и рыхлым, словно подернулось белой дымкой, и я с трудом дотягиваюсь до ручки иллюминатора, впуская в каюту шелест моря и пахнущий солью и водорослями прохладный воздух.
Лежу, тупо уставившись в потолок, обтянутый стеганой кожей цвета кофе с молоком, глядя, как яркий солнечный свет ровными полосами ложится на того же оттенка диванные подушки. Легкий ветерок, проникающий сквозь щель иллюминатора постепенно возвращает сознание в норму. Он же доносит до меня обрывок разговора с палубы. Знакомые мужские голоса не оставляют сомнений в том, кем являются его участники и я прислушиваюсь повнимательней:
— … просто она — совершенство. Смотришь на нее, и дух захватывает от восхищения. Я ни о ком другом думать не могу с тех пор, как ее увидел, — произносит Сахаров и мой слух обостряется, желая узнать продолжение. — Это сочетание бездонных синих глаз и светлых волос делает Лану похожей на ангела и сводит с ума.
Подобное признание льстит и заставляет мои губы расплыться в довольной улыбке. Оно означает, что Ник уже практически у моих ног и осталось лишь поманить его, чтобы он признал, что Дубинина ему больше не нужна.
Но потом я слышу, как Марк отвечает ему с нескрываемым скепсисом:
— Звучит очень поэтично, Ник. Можешь написать оду в ее честь. И вернуться к невесте, пока она на фоне твоей влюбленности в другую не передумала выходить за тебя замуж.
Ехидство в голосе Нестерова вызывает у меня раздражение. Он явно не обрадуется, когда мы с Сахаровым решим быть вместе. Но что с того? Кто он вообще такой, чтобы указывать нам обоим? И я жду, что Никита поставит его на место, но он лишь безнадежно вздыхает:
— Мне бы твой прагматизм и рассудительность.
— Дело не в прагматизме, — Марк, кажется, решительно вознамерился настроить Сахарова против меня. — Просто со стороны такие вещи виднее, Ник. Аверина не для тебя, а ты — не для нее. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше.
Хмурюсь недовольно, начав нервно ковырять ногтем шов на потолке. Проснувшийся чертенок поддерживает:
«Тоже мне, нашелся советчик. Ему-то откуда знать? Он что на вас карты таро раскладывал? Или астрологический прогноз узнавал?»
— С каких пор ты стал блюстителем нравственности и образцом целомудрия, Марк? — огрызается Сахаров, вспомнив, наконец, о собственном достоинстве. — Ты сам-то чем лучше? Сколько лет ты уже спишь с Лаурой? И что-то не больно заботишься о морально-этической стороне ваших отношений.
Лаура — это что ли его секретарша-цербер? В таком случае, не удивлена, что она такая мерзкая. И выражение лица у нее вечно недовольное, будто перед носом кто-то невидимой протухшей камбалой машет. Вероятно, спать с Нестеровым — то еще испытание, но ради высокооплачиваемой должности некоторые готовы и не на такое.