Совесть
Шрифт:
— Погоди, прокатишь сначала по кишлаку.
— По какому кишлаку?
— По нашему! Начинай с правления, потом — по всем улицам!
Учар вскинул брови: «Интересно получается». Нажал на газ.
Восток только начал светлеть, и даже рано пробуждающийся кишлак все еще спал.
Посередине большой площади перед правлением, сплошь покрытой ярким, никогда не вянущим газоном, взмывал в небо обелиск в честь погибших в войну джигитов кишлака. Атакузы залюбовался убегающей ввысь мраморной стелой. Темно-зеленый
По одну сторону двухэтажного здания правления сплошная стена витрин — универмаг, по другую — колонны комбината бытового обслуживания, напротив красовался тяжелый, отделанный тем же зеленым мрамором портал Дворца культуры. А чуть поодаль влево, в глубине фруктового сада, белели два новых двухэтажных дома. Они смотрели друг на друга, разделенные двумя детскими площадками. Один дом — для детсада, другой — для яслей. Дальше шел котлован будущего огромного хауза, на дне громоздилась гора железных труб.
Оба дома Атакузы начал строить еще осенью — в ответ на постановление ЦК о дошкольных учреждениях. Халмурадов тогда одобрил его начинание, похвалил: «Правильно, поставил дело на широкую ногу. Будешь у нас примером для всех. Проведем совещание. Напишем в газетах!»
А главное — появилась возможность пробить никак не пробиваемое — провести в кишлак природный газ: для яслей! Сколько нервов, хитрости, лести, бесконечных поездок стоили те вон трубы, что лежат в котловане хауза, припрятанные от недобрых глаз. Поймут ли люди его старания? Скажет ли кто спасибо? А может, так: его делами его же самого и начнут бить?
Сделав круг по площади, машина свернула мимо Дворца культуры направо. «Волга» стремительно неслась по прямой как стрела улице. По обе стороны мелькали — один под стать другому — стройные, будто свечи, тополя. Убегали назад одноэтажные дома — чистенькие, словно только что побеленные.
Объехав несколько улиц, «Волга» вылетела на плоско срезанную вершину высокого холма. Здесь была еще одна площадка. Еще просторнее первой.
— Стой! — Атакузы рывком открыл дверь, выпрыгнул из машины.
В двухстах шагах от места, где он стоял, сверкало стеклом и алюминием трехэтажное здание школы. Правее школы — пологий спуск и огромной чаше стадиона, слева рядами сбегали вниз деревца — фруктовый сад, заложенный самими школьниками.
С каждой минутой все отчетливее выступал просыпающийся под холмом кишлак. Солнце уже освещало улицы, дома, укрытые деревьями, лощину за садом и большое кладбище вдали за лощиной… Справа от кладбища, за холмами, как будто рядом, сверкали белизной снежные вершины, а у подножия горной гряды что-то клубилось, голубело в утреннем тумане — арчовые леса урочища Минг булак!
Там, на холмистых склонах урочища, гордость Атакузы: гигантское строительство животноводческого комплекса.
Он
Глаза раиса загорелись, он посмотрел на шофера:
— Учарбай, помнишь, что было здесь лет пятнадцать назад?
— Как не помнить? Одни развалины только и были.
— Спасибо тебе, сынок! Ну, поехали!
Учар искоса взглянул на председателя:
— Чем-то расстроены, раис-ака? Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего особенного! — успокоил Атакузы, но простые слова Учара еще крепче растравили раны.
Кляузники… Бог с ними! На то они и кляузники. А вот в обкоме! По должности своей ведь обязаны быть справедливыми. Так разберитесь, поставьте ябедников на место! Нет же, шлют комиссию за комиссией, позорят имя его! Спасибо! Он выходит из игры! Сделал все, что мог. Народ не забудет его заслуг. Имя Атакузы навсегда вписано в историю кишлака, в каждую песчинку, кирпич, в каждый листик любого здесь дерева.
Машина вынырнула из зеленого массива сплошных хлопковых полей, птицей взлетела на холм — последний холм, отделяющий кишлак от безжизненной степи.
Вот она, эта тревожащая душу Атакузы бескрайняя пустыня. Вот оно — серое мертвое море песка. И сердце — что сделаешь с ним? — опять забилось. Он вдруг словно увидел: там, в пустыне, вместо серых, мертвых барханов зеленели сады, молодо шумели на ветру.
«Да, все будет так! — Атакузы упрямо выставил вперед лоб, совсем как его дядя-домла. — Сначала закончу, что задумал. А уж потом, пожалуйста, заступай любой, кого пожелаете назначить! Вот так!»
Глава восьмая
1
Скрипнула дверь, Фазилат подняла голову.
— Не спите, мама?
— Сынок, я сейчас… — Нашарив в темноте шлепанцы, зажгла свет.
У порога, широко улыбаясь, стоял Кадырджан.
— Найдется что поесть?
— Плов остался. Подогреть?
— Давайте, давайте. Со мной Хайдарджан…
— Как это?.. Как можно — до свадьбы?..
— Свадьба не за горами! Ждали конца траура, сами знаете, старушка нас задержала. Так что отец, — произнеся это слово, Кадырджан ухмыльнулся, — намечает той к концу месяца. Вы говорили с Латофат? — Под скулами заиграли желваки, серо-зеленые глаза холодно и жестко блеснули.
«Вылитый Джамал!» — подумала Фазилат.
— Говорила…
— Ну что она?
— Не знаю, ничего прямо не говорит…
— Не понимаю, что с ней стряслось? Может, снюхаться с кем успела?
Фазилат испуганно покосилась на дверь внутренней комнаты.