Совесть
Шрифт:
— Прихвати. Вина возьми, если есть. Еще что-нибудь такое, съедобное. И быстро!
Алия вбежала в комнату. Задыхаясь от неведомо почему нахлынувших слез, то кидалась к холодильнику, то шарила в чемоданах под кроватью. Набила сумку, переоделась.
Атакузы задумчиво прохаживался по двору. Что-то в нем успело измениться за те минуты, что Алия собиралась. Решимость в движениях спала, лицо снова помрачнело. Алия тревожно взглянула на мужа:
— Я готова, захватила все, что надо.
Атакузы не ответил. Молча дошли до ворот, молча сели в машину, молча тронулись
Алия только теперь поняла по-настоящему, как тяжело мужу, как он страдает. Нет, прежний Атакузы не вернулся, и желание искупить вину тоже было не прежним. Он как бы сам себя тащил силком на аркане. Почему так мучается? Зачем так терзает себя? Надирахон и Наимджан тоже люди, должны понять его.
Атакузы словно мысли жены прочитал:
— Да, повинную голову меч не сечет! — и вдруг резко затормозил машину, глаза его подозрительно заблестели — не слеза ли в них? Задыхаясь от обиды, быстро-быстро заговорил: — Кто перед кем должен гнуть повинную голову? За какие грехи?.. С какой стати должен я ломать колени перед этой ябедницей? За то, что двадцать лет не знаю отдыха, что отдал всю жизнь, здоровье ради этого колхоза?
— Дорогой, милый мой, вы же обидели Наимджана, сами сказали, понапрасну обидели…
— Нет! Он уже не прежний Наимджан! Ты бы послушала, что говорил он мне. — Атакузы со злостью крутанул руль, машина со скрежетом и стоном повернула назад и стремительно помчалась обратно, — Я скажу Халиде, она парторг, пусть сама и поговорит с ним.
— Милый!..
— Нет! Ни за что!.. Пусть снимают с работы, сейчас, сегодня же пусть снимают. Выгонят, устроюсь в школу: хоть завхозом, хоть сторожем!
— Зачем же так…
— Что, не возьмут, думаешь, в сторожа? Ну, если они не возьмут, ты-то хоть согласишься взять в работники! — неожиданно расхохотался Атакузы.
Машина остановилась у ворот. Атакузы выскочил первый и предупредительно открыл заднюю дверцу:
— Прошу вас, моя ханум! А теперь пойдемте, приготовьте своими прекрасными ручками прекраснейший в мире плов! Но смотрите, мой дорогой дядя не должен знать, что я дома. Ни одна живая душа пусть не знает. Все они сидят у меня вот где, — хватил ребром ладони по затылку. — Человек я, в конце концов? Так позвольте мне хоть раз отдохнуть по-человечески!
Глава тринадцатая
1
Рассвет был близок. За окном посерело. Но комната оставалась еще темной. Домла проснулся не сразу, медленно приходил в себя. Вспомнилось вчерашнее, вечером опять заходил доцент Абидов. Он и Прохор приходят бередить и без того ноющую рану.
— Я только что из М-минг булака, — доцент заикался больше обычного. — Никаких перемен к лучшему. Вы же понимаете, уважаемый домла: если строительство не перенесут, погибнет вся арча лесхоза!.. Просто поразительно, как ваш племянник, прославленный председатель, не разумеет простых вещей. Арча — это чудо природы. Тысячи лет арчовые леса охраняют горы от эрозии, берегут водный запас. Наши родники, реки зависят от арчи!
Нашел кому растолковывать. Кто-кто, а домла знает все это и без нервических подергиваний и монологов Абидова. Он столкнулся с этой проблемой не как биолог— как мелиоратор. Понял ее значение, оттого и взялся за книгу об арче, с головой ушел в историю… Исторические материалы убедительно свидетельствовали о том, что в далекие времена, когда горы и холмы Средней Азии покрывали густые арчовые леса, реки и речушки были полноводнее, а озера и моря переливались через край… Домла и в своем научном труде, связанном с переброской сибирских рек, выделил проблему арчовых лесов в отдельную главу.
Подумал о своей работе, о телеграмме, которую получил вчера. На душе сразу потеплело.
Домла встал с постели, нажал кнопку настольной лампы, надел очки. Такую телеграмму стоит перечитать, хоть и так знает почти наизусть.
«Уважаемый Нормурад Шамурадович тчк Ваша записка Правительство внимательно изучена верхах тчк Первой декаде августа созывается совещание поднятым вами проблемам тчк Просим выступить обстоятельным докладом тчк При необходимости командируем вам научного сотрудника зпт телеграфируйте тчк Уважением Поликарпов тчк».
Очень хорошая телеграмма, а еще лучше, что принес ее Хайдар. Во всяком случае, домла, проводив до угла возбужденного Абидова, в сумерках разглядел Хайдара у своей калитки. Он возился у почтового ящика. Это было неожиданно и странно, Нормурад-ата даже остановился в недоумении:
— Над чем ты тут трудишься?
Хайдар, хмурясь, смущенно пробурчал:
— Телеграмма пришла вам. Хотел опустить в ящик…
— Телеграмма? — Похлопав по карманам и не найдя очков, домла попросил: — А ну прочитай, сынок.
Хайдар нехотя прочитал и, не глядя на домлу, протянул телеграмму. Он собрался уйти, но домла снова очень мягко попросил:
— Подожди, сынок. Давно хочу сказать тебе слово. Не откажи старику. Пойдем, выслушай меня…
В голосе Нормурада-ата была мольба, — может быть, поэтому Хайдар согласился, а может, и другое что толкнуло. Парень нехотя, но пошел за дедом. Они расположились под яблоней на сури, застеленном ковром, и проговорили битый час, а может, и больше. Вернее, говорил один домла. Хайдар больше молчал — слушал, не соглашаясь и не отрицая. Сидел, низко опустив голову. Никак не похож был на парня, учинившего дикий скандал в саду. Должно быть, сам теперь страдал, стыдясь того злосчастного дня. Да и вид у него совсем иной — подтянулся, одет аккуратно.
Наконец-то домла смог высказать внуку все, о чем так часто с тревогой думал в последние месяцы. А главное, получилось, как и мечтал: говорил спокойно, искренне, душевно. Как и положено говорить с родным.
Начал с извинения. Признал, что в день защиты был неправ. Неправ в одном смысле — ему, как ученому и близкому человеку, задолго до защиты следовало заняться Хайдаром. Должен был предотвратить ошибки или хоть настоять, чтобы Хайдар устранил их. А не сделал ни того, ни другого, — значит, не надо было и выступать на защите, тем более так, как он выступил.