Советская поэзия. Том первый

Коллектив авторов

‹1947›

РАДУГА В САГУРАМО

Она стояла в двух шагах, Та радуга двойная, Как мост на сказочных быках, Друзей соединяя. И золотистый дождь кипел Среди листвы багряной, И каждый лист дрожал и пел, От слез веселых пьяный. В избытке счастья облака К горам прижались грудью, Арагвы светлая рука Тянулась жадно к людям. А гром за Гори уходил, Там небо лиловело, Всей пестротой фазаньих крыл Земли светилось тело. И этот свет все рос и рос, Был радугой украшен, От сердца

к сердцу строя мост Великой дружбы нашей.

‹1948›

РУБАШКА

Сияли нам веселые подарки, Платки и голубки, По залу шел над зыбью флагов ярких Свет голубой реки. И день и ночь струился этот зыбкий И теплый свет, И в этом зале не было б ошибкой Сказать, что ночи нет. Встал человек, — ну, как сказать короче; Пред нами встал таким, Как будто он пришел из бездны ночи И ночь вошла за ним. «Мой друг — сторонник мира в Парагвае, Его со мною нет, Он шел сюда, дорогу пробивая… Его убили! Вот его привет!» И в зале все, кто как ни называйся, Увидели, вскочив, Кровавую рубашку парагвайца, Висевшую, как в голубой ночи. А друг держал кровавые лохмотья, Стояли мы в молчании глухом И видели, как обрастает плотью, Что на словах борьбою мы зовем!

‹1950–1951›

ИНД

Я рад, что видел у Аттока Могучий Инд в расцвете сил И весь размах его потока, Который землю веселил. И я, смотря, как дышит долгий, Пришедший с гор высокий вал, От имени могучей Волги Ему здоровья пожелал.

‹1951›

* * *

Под сосен снежным серебром, Под пальмой Юга золотого, Из края в край, из дома в дом Проходит ленинское слово. Уже на дальних берегах, Уже не в первом поколенье, Уже на всех материках И чтут и любят имя: Ленин! В сердцах народных утвержден, Во всех краях он стал любимым, Но есть страна одна, где он Свой начал путь неповторимый. Где были ярость, ночь, тоска И грохот бурь в дороге длинной, Где он родного языка Любил могучие глубины, И необъятный небосклон, И все растущий вольный ветер… Любить Россию так, как он, — Что может быть святей на свете!

‹1965›

* * *

Опять стою на мартовской поляне, Опять весна — уж им потерян счет, И в памяти, в лесу воспоминаний, Снег оседает, тает старый лед. И рушатся, как ледяные горы, Громады лет, вдруг превращаясь в сны, Но прошлого весенние просторы Необозримо мне возвращены. Вновь не могу я вдоволь насмотреться На чудеса воскресших красок дня, Вернувшись из немыслимого детства, Бессмертный грач приветствует меня! Мы с ним идем по солнечному склону, На край полей, где, как судьба, пряма, Как будто по чужому небосклону, Прошла заката рдяная кайма.

‹1967–1969›

* * *

Наш век пройдет. Откроются архивы, И все, что было скрыто до сих пор, Все тайные истории извивы Покажут миру славу и позор. Богов иных тогда померкнут лики, И обнажится всякая беда, Но то, что было истинно великим, Останется великим навсегда.

‹1967–1969›

МИХАСЬ ЧАРОТ

(1896–1938)

С белорусского

ПЕСНЯ БЕЛОРУСА

Не осенний вихрь уныло Воет-завывает — Белорус о крае милом Грустно запевает. В каждой песне безответной Проклинает долю, Шить не хочет в муке этой, Рвется он на волю. Песня пусть звенит сильнее О нашей недоле, Может, люди пожалеют, Дадут хлеба-соли. Эх, подачек нам не нужно, Вас просить не будем, Сгинут тучи по окружью, Сами все добудем. Сгинут тучи, сникнут тучи, Солнце заиграет, Выйдем мы семьей могучей, Песню запевая. Пусть услышат лес и поле На всем белом свете, Что живут уже на воле Лучшей доли дети. Хватит плакать над судьбою, Брат мой, плакать хватит, Хоть смеются над тобою В твоей даже хате. Верь, настанет час-година — Смех свой враг забудет: Ему будет домовина, А мы жить все будем.

‹1919›

* * *

Затихла буря, и солнце глянет Над милым краем болот и нив, Наш край свободный к жизни встанет И миру скажет всему, что жив! Пусть стонет, плачет, пусть он томится, Слезами моет разделов след, — Как сильным станет, он в бой помчится, О кривде скажет на целый свет. Пусть их смеются и пусть не верят, Что ты, могучий, сметешь их всех, Мужик-работник сам будет мерить Свою всю землю без их помех. Так встань же дружно за нивы, хаты, За край, где лил ты и кровь и пот… Орлам на смену идут орлята, Они — могучий страны оплот.

‹1922›

* * *

Я в жизни радость рассыпаю И песнями и словом — Мое ведь сердце расцветает Лучом весенним, новым. Бывает: что-нибудь коснется, Суровое такое, Как будто черный ворон вьется, — Я и тогда спокоен. Ни друг, ни враг мой не разрушат Моей глубокой веры. На свете много криводушных, К чему искать примеры. Бывает так, что стелют гладко, А как нам жестко спится. От них далёко правда-матка — Как за морем синица. К чему сводить мне с ними счеты, Ведь я их презираю. Отбросив все, я их заботы Все к черту посылаю. Я в жизни радость рассыпаю И песнями и словом, Мое ведь сердце расцветает Лучом весенним, новым.

‹1928›

САМУИЛ ГАЛКИН

(1897–1960)

С еврейского

* * *

Песнь моя — трепет счастливый, Жизнь, что сияет вокруг… В снопах золотого налива — Дорогая усталость рук. Радостно землю нашу Приветствовать славой такой, Снопы, словно полную чашу, Едва подымая рукой. Да будут большими стадами Благословенны луга! Да блещет руно завитками, Да будет их завязь туга! Да прольются в земные недра Грозы водою живой! Да воздастся деревьям щедро Цветами, плодами, листвой! Да придут в этот мир поколенья Разливом вскрывшихся рек! Да будет страх истребленья Из памяти стерт навек!