Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Смоленский Борис Моисеевич

С 1936 по 1940 год А. Лебедев учился в Высшем военно-морском краснознаменном училище им. Фрунзе (Ленинград).

В 1939 году вышел сборник стихотворений А. Лебедева «Кронштадт», в 1940 году — «Лирика моря». Последние годы жизни он печатался в газете «Красный Балтийский флот» и в газете балтийских подводников «Дозор».

Накануне войны А. Лебедев закончил училище и был назначен штурманом подводной лодки.

В ноябре 1941 года подводная лодка, на которой служил лейтенант Алексей Лебедев, при выполнении боевого задания в Финском заливе наскочила на мину. Поэт погиб вместе со своим кораблем.

294. МЫ ИЗ КРОНШТАДТА

Так вот эта хмурая осень, Уже отдающая верпы В Кронштадта гранитную гавань, Где грозно спят корабли. Отмечены склянками восемь, Скуп хлеб, разделенный шкертом. Эскадрам чужим не плавать У берега нашей земли! Ну да, мы мальчишками были, Когда подходил Юденич, Британских эсминцев пушки Грозили тебе, Кронштадт; Но

наши отцы служили, Вели корабли на сближенье, И запах штормов ревущих Отцовский впитал бушлат. Товарищ, ты видишь эту Сухую полынь и скалы, Гремящую воду ниже И связанных моряков, Ты слышишь взнесенную ветром Последнюю речь комиссара И раздающийся ближе Отчетливый лязг штыков. Республика! Мы окрепли, Пришли на твои границы Счастливые, гордые честью Быть посланными во флот. Пускай нас штормами треплет, Но в море идут эсминцы, И вахты стоят на месте, Когда засвистят в поход. <1939>

295. УСЛОВИЯ ПОБЕДЫ

Что же нужно для побед на море? Это — чтоб со стапелей земли, Пеною пушистой борт узоря, Выходили в море корабли. И во славу берегов покоя Нам нужна солидная броня, Точное оружие морское, Мощь артиллерийского огня. Нужно знать нам кораблевожденье Так, чтобы уметь пройти везде, Знать науку мудрую сражений На соленой вспененной воде. Это есть! Дает страна родная, Верфи действуют на полный ход, Крепнет сила твердая морская, Словно лес, растет советский флот. И еще дает страна родная Качество ценнейшее в боях Всем сынам, которым поручает Вахту в океанах и морях, Это — смелость в час суровый жизни, Это — волю, что всего сильней, Это — сердце, верное отчизне И не изменяющее ей. <1939>

296. ДОРОГА ТАМАНЦЕВ

Эту песню о боях, о совсем недавних днях Прочитал я на обветренной скале, Где добрался до меня отблеск лунного огня И светил мне безотказно в синей мгле. Это был рассказ о том, как отряды шли хребтом Гор, покрытых льдом и снегом навсегда. Слов, начертанных штыком, не найдешь, прочти хоть том Первоклассного военного труда. Шли потоки по камням, пели, струями звеня, О матросах, утвердивших красный флаг, И в ущельях вдоль ручья слышен гром копыт коня И пехоты наступавшей тяжкий шаг. На хребте Варада шквал, облакам не дав привал, В черноморский их опять погнал простор. На груди отвесных скал эту песню я читал, И храню ее, и помню с этих пор. 1939

297. КОМПАСНЫЙ ЗАЛ

В дубовом паркете картушка компаса, — Столетье, как выложил мастер ее. Над нею звезда полуночного часа, Касается румбов лучей острие. В скрещении гулких пустых коридоров Стою и гляжу напряженно вперед, И ветер холодных балтийских просторов В старинные стекла порывисто бьет. …Стоят по углам, холодея как льдины (Мундиров давно потускнело шитье), Великовозрастные гардемарины, За пьянство поставленные под ружье. Из дедовских вотчин, из всех захолустий, Куда не доходят морские ветра, Барчат загребли и теперь не отпустят Железная воля и руки Петра. Сюда в Петербург, в мореходную школу, И дальше на Лондон или Амстердам, Где пестрые флаги трепещут над молом, Где в гаванях тесно груженым судам. И тот, кто воздвиг укрепленья Кронштадта, Чьи руки в мозолях, что тверже камней, Он делал водителей русского флота Из барски ленивых и косных парней. Читали указы в примолкнувших ротах: «Чтоб тем, кто учебе бездельем претит, Вгоняли науку лозой чрез ворота, Которыми лодырь на парте сидит». И многих терзала телесно обида, И многие были, наверное, злы, Зубря наизусть теоремы Эвклида, С трудом постигая морские узлы. А в будущем — кортик, привешенный косо, И мичмана флота лихая судьба: «Лупи по зубам, не жалея, матроса» — На то его доля слуги и раба. С

командой жесток, с адмиралами кроток, Нацелься на чин — и проделай прыжок Поближе к дворцу и под крылышко теток, На невский, желанный всегда бережок. Но были и те, кто не знал унижений, Кто видел в матросе товарища дел, Кто вел корабли сквозь пожары сражений, Кто славы морской для отчизны хотел, С кем флот проходил по пяти океанам, Кто в битвах с врагом не боялся потерь: И шведы разбиты, и нет англичанам Охоты соваться к Кронштадту теперь. Об этом я думал полуночным часом, О славе, о бурных дорогах ее… Звезда высока над картушкой компаса, Касается румбов лучей острие. 1939

298. «Или помните, или забыли…»

Или помните, или забыли Запах ветра, воды и сосны, Столб лучами пронизанной пыли На подталых дорогах весны?.. Или вспомнить уже невозможно, Как виденья далекого сна, За платформой железнодорожной Только сосны, песок, тишина. Небосвода хрустальная чаша, Золотые от солнца края. Это молодость чистая ваша, Это нежность скупая моя.

299. «Возможно ли, чтоб годы эти…»

Возможно ли, чтоб годы эти Щадили нас! Но вновь встает Апреля горьковатый ветер, Тревожный шум воскресших вод. Возможно ли в разлуке дальной, В тревогах, в помыслах, в крови Хранить огонь первоначальной Наивно-горестной любви! А я, как ива в пору злую Осенних бешеных ветров, Клонюсь под вихрем поцелуев, Горячечных и нежных слов. За нами бури и походы И можно ли, мой милый друг, Вознаграждать себя за годы Былых и будущих разлук? О, потеплевший под руками Гранит скамейки ледяной! Нет, не смеюсь я над слезами, В тот вечер пролитыми мной. Теперь мне легче и свободней. Отбушевал внезапный гром. …Я не могу писать сегодня Тебе о чем-нибудь другом.

300. «В июне, в северном июне…»

В июне, в северном июне, Когда излишни фонари, Когда на островерхой дюне Не угасает блеск зари, Когда, теплу ночей доверясь, Под кровом полутемноты Уже раскрыл смолистый вереск Свои лиловые цветы, А лунный блеск опять манил Уйти в моря на черной шхуне, Да, я любил тебя, любил В июне, в северном июне.

301. ТОВАРИЩУ

На Черноморье шторм десятибалльный, В Новороссийске буйствуют ветра. Товарищ мой, отдай салют прощальный, Давно с тобой нам свидеться пора. Давно пора, преграды далей руша, Спаять сердца и руки заодно, Шторма изрядно высушили душу, Но дружбе в них иссохнуть не дано. Ложись на норд с предгорий знойных Крыма, И мы тогда, в безмолвии ночном, Окутавшись котельным синим дымом, Поговорим о счастье боевом. И выйдем в ночь, где сумрачные воды Дробят о камень черную струю, Где в зареве немеркнущем заводы Морскую мощь республики куют. Спеши, товарищ, — море стало нашим, И пусть походы холодны и злы, Форштевнями стремительными вспашем За Таллином балтийские валы. На Черноморье шторм десятибалльный. Пора вернуться в бухту кораблю. Я жду тебя упрямым, беспечальным, Таким, какого знаю и люблю. <1940>

302. ПЕСНЯ («Пускай во тьме бушует вьюга…»)

Пускай во тьме бушует вьюга И снег летит на паруса, — Не плачь, не плачь, моя подруга, Не слушай ветра голоса. Зажгла звезда мне нынче трубку Своею искрой голубой. Кладет волнами на борт шлюпку, Но не погибнем мы с тобой. Не видно дали бирюзовой, Дорога в море нелегка, Но привыкать к борьбе суровой Должна подруга моряка. Уже мигнул огонь зеленый, Маяк на горной высоте, И берег, снегом заметенный, Забрезжил смутно в темноте. И пусть взмывают чайки, плача, К метельно-снежной вышине, — Не изменяет мне удача, Пока ты помнишь обо мне. <1940>