Советско-финский плен (1939-1944).По обе стороны колючей проволоки
Шрифт:
Смертность финских военнопленных в СССР во время войны Продолжения составила 32 %. Для сравнения: В Финляндии скончались 29,1 % от общего количества советских пленных, а в Германии — 57 % пленных. На первый взгляд, кажется, что процент умерших в Советском Союзе превышал количество умерших в Финляндии. Однако чрезвычайно важно отметить, что в используемую мной базу данных, кроме скончавшихся в лагерях и госпиталях финских военнопленных, включены также финские военнослужащие, расстрелянные при пленении, во время транспортировки на сборные пункты, и умершие от ран непосредственно после захвата.
В свою очередь, в базу данных умерших советских военнопленных в Финляндии вошли только те, кто скончался в лагерях и госпиталях на территории страны, то есть только официально зарегистрированные
Имевшие место недостатки в медицинском обслуживании пленных во время войны Продолжения учитывались руководством УПВИ НКВД СССР. По мере своих сил и возможностей его санитарный отдел старался исправить сложившуюся ситуацию. Естественно, забота о здоровье пленных во многом была связана с необходимостью использования их на физических работах. Для восстановления физического состояния и скорейшего возвращения в ряды трудоспособных в производственных лагерях для военнопленных создавались специальные оздоровительные команды. Таким образом, УПВИ НКВД старалось прилагать максимум усилий для того, чтобы улучшить физическое состояние военнопленных, в том числе и финских, и не допустить большого процента смертности среди них. Нарушения, имевшие место в медицинском обслуживании пленных, не являлись целенаправленной политикой геноцида в отношении военнопленных. Хотя у финнов, прошедших через транспортировку в лагеря, нередко складывалось другое мнение. Некоторые считали, что долгий, изматывающий путь в лагеря был придуман специально для того, чтобы ослабить человека, лишив его воли и желания жить.
Финские военные и гражданские власти во время войны Продолжения столкнулись с серьезной проблемой медицинского обслуживания советских военнопленных. Дело было не только в том, что большой приток раненых с фронта осложнялся нехваткой медикаментов и перевязочных средств, но и с путаницей и неразберихой, которая возникла у штаба тыловых частей при транспортировке раненых красноармейцев в госпитали и больницы. Так, в первые дни войны несколько эшелонов с ранеными были направлены вместо госпиталя в Коккола в лагерь Настола. Естественно, что некоторые пленные попали в госпиталь уже в таком состоянии, что врачам спасти их не удалось.
После прекращения летнего наступления и перехода к позиционной войне приток пленных сократился. Пленных добывали теперь лишь случайно, порой целые недели проходили без их поимки. А они нужны были Ставке для получения важной оперативной информации. Солдаты, захватившие «языка», поощрялись, например, дополнительным отпуском домой. Естественно, охотников на это дело оказывалось много. Пленных старались доставить в тыл любой ценой. Бывший военнослужащий финской армии рассказывал мне, что однажды в засаду попала группа красноармейцев. После скоротечного боя русские отошли, а в плен попал раненый боец РККА. Финны, перевязав его, стали отходить к своим позициям. Несколько раз пленный терял сознание, фактически находясь при смерти. Тогда сержант приказывал остановиться, останавливал кровь, менял повязки, делал искусственное дыхание русскому и приводил его в сознание. Через некоторое время выяснилось, что состояние пленного не позволяет переносить его на самодельных носилках. Последние несколько километров финны несли его на руках, по очереди меняясь. В результате пленный был доставлен живым в расположение финских частей, а солдаты получили кратковременный отпуск.
О подобных случаях вспоминали и советские военнопленные. Николай Дьяков раненным в грудь попал в финский плен летом 1941
«Появились брезентовые носилки. Теперь я увидел уже четырех чужих солдат. У двоих санитарные повязки на рукаве. Подменяя друг друга, они тащили носилки через заболоченные ложбины, тащили долго, с отчаянием вырывая сапоги из цепкой грязи. Где-то по соседству трещали автоматы, слышались одиночные выстрелы. Когда над головами финнов свистели пули, они нараспев ругались «Са-а-та-на!». Во время этого перехода опять и опять впадал в беспамятство. А когда на какие-то минуты сознание приходило, думал: «Несут… А почему не сбросят в болото?» [164]
164
Н. Дьяков. Под чужим небом. Солдатские записки 1941–1944. М., 1998. С. 19.
Впрочем, картина не всегда была столь идиллической. Финны, как и русские, расстреливали раненых пленных, если они не способны были передвигаться или затрудняли движение подразделения.
Как и во время Зимней войны, финны старались как можно скорее отправить раненых военнопленных в госпитали. Еще в самом начале войны, 3 июля 1941 года, 28-й военный госпиталь в Коккола был передан под больницу для военнопленных. Больница подчинялась отделу по делам медицины при Ставке, и ее штат был набран из финских медицинских работников, причем гражданских. Однако уже через несколько месяцев в госпитале начали работать и врачи-военнопленные. Им помогали санитары, набранные из выздоравливающих пленных.
Госпиталь состоял из нескольких отделений, которые занимали различные жилые строения в городе: первое отделение находилось в народной школе, второе в здании школы Ренлунда, третье в шведской школе совместного обучения, четвертое в финской народной школе, пятое в рабочем доме, шестое в лицее. Впрочем, помещения подходили для содержания, а главное для оказания нормального ухода за ранеными и больными военнопленными. По свидетельству инспектора из Ставки, «везде было очень чисто и хороший порядок, и больные, судя по всему, получают хороший и квалифицированный уход, хотя врачей и медицинских сестер работает сравнительно немного. Больные были довольны, благодарили за хороший уход, И, надо думать, что выздоровление им теперь обеспечено».
И это было действительно так В воспоминаниях бывших советских военнопленных содержится немало хороших высказываний в адрес медицинского персонала госпиталя. Особенно много добрых и теплых слов сказано о враче больницы, русском эмигранте докторе Николае Григорьевиче Черных и его жене Ольге Федоровне, работавшей библиотекарем в госпитале. Она сама создала библиотеку и вела активную переписку с русскими, проживающими в Суоми. Последние присылали в библиотеку книги, подарили балалайки, баян, домбры и другие музыкальные инструменты. Это дало возможность О. Черных организовывать самодеятельные концерты.
В госпитале было довольно мягкое обращение с пленными, охрана их была номинальной. К несению службы были привлечены подростки 15–17 лет. Один из них, Лео Беркович, сделал много фотоснимков военнопленных в Коккола. Малочисленность охраны, а также доброжелательное отношение к пленным со стороны медперсонала и охраны позволяли пациентам Коккола общаться с другими пациентами больницы и городскими жителями.
Естественно, что такая охрана пленных не могла не вызывать нареканий со стороны военных. Приезжавший инспектировать больницу полковник Споре пришел к выводу, что охрана и дисциплина среди военнопленных во многом оставляли желать лучшего. В своем рапорте полковник Споре утверждал, что, хотя больница и предназначалась только для раненых и больных военнопленных, все же она должна была быть приравнена скорее к лагерю, ведь подчинялась же она до сих пор медицинскому отделу Ставки, как и другие военные госпитали Финляндии. Предложение полковника было принято, и режим содержания военнопленных в госпиталях был ужесточен. Впрочем, это почти не отразилось на пациентах госпиталя в Коккола. На протяжении всей войны он славился среди советских пленных хорошим уходом и мягким отношением.