Советсткие ученые. Очерки и воспоминания
Шрифт:
— Я предлагаю сегодня договориться о том, что циклотрон должен сооружаться на энергию частиц по крайней мере вдвое больше той, что намереваются достигнуть в США. Тогда мы скажем новое слово в ядерной физике. А параметры машины пусть определят Векслер вместе с Минцем. Завтра на совете будет Курчатов, там мы обо всем и договоримся, — заявил Алиханов.
На этом совещание закончилось.
… Я уходил с этого первого совещания с физиками в состоянии сильного возбуждения. Ставятся необычайной трудности задачи. Они решаются, возможно, только в двух точках на планете — в США и у нас.
Жаль, что не удалось встретиться с Курчатовым.
…
На заседании я сидел рядом с В. А. Малышевым, заместителем Председателя Совнаркома.
Он наклонился ко мне и спросил:
— Ты что–нибудь понял?
Я ответил шепотом:
— Немного.
Малышев вздохнул и сказал:
— Хорошо, что хоть немного, я совсем ничего не понял.
Слова Малышева меня обрадовали, потому что я ему сказал неправду: я тоже ничего не понял из того, что говорил Кикоин. Это была совершенно новая тогда для нас область науки. И Малышев и я были инженерами. Он механиком, я металлургом. Области наук, связанные с тем или иным производством, нам были близки. Но здесь шла речь о совершенно новом, неведомом нам — об изотопах. Во всем мире в начале сороковых годов было всего одно промышленное производство этого рода: в Норвегии действовал небольшой завод по производству тяжелой воды. Все остальные работы по изотопам ограничивались чисто научными исследованиями в нескольких лабораториях. Только очень узкий круг ученых, занимавшихся в то время атомным ядром, интересовался изотопами.
За последние два десятилетия перед нами стояло столько трудных задач: и научных, и инженерных, и политических — разбирались же в них! Иногда, правда, ошибались, но исправляли ошибки и двигались дальше.
И все же здесь все было другим, особым. Мы понимали: здесь ошибаться нельзя — у нас не будет ни средств, ни времени для исправления ошибок. Надо действовать наверняка и быстро находить правильные решения. Нам нужно быстро, очень быстро не только разобраться в невероятно сложных новых научных и инженерных проблемах, но в огромном масштабе развернуть все работы: и научные, и инженерные. Необходимо быстро войти в новую для нас область и немедленно начать организацию всего того, что требуется для промышленного производства этих самых, пока еще неизвестных нам изотопов.
Каждый из нас уже овладел искусством выполнять одновременно не одну, а несколько функций. С первых дней революции мы в одной руке держали винтовку, а другой писали проекты наших законов, держали инструмент, необходимый нам для строительства заводов, институтов и школ. Теперь, видимо, придется снова быстро постигать сложнейшие области науки, создавать новую, еще неведомую нам промышленность и одновременно держать в руках курс современной физики. Хотя этот курс был неполным, он тоже создавался в процессе работы. Но мы были большими оптимистами. «Ничего, и с этим справимся», — проносилось у меня в голове, когда я слушал доклад академика Кикоина.
В комнате, где происходило заседание, был человек с черной бородой своеобразной формы — лопаточкой, который привлек мое внимание. Среди собравшихся он был единственным с бородой. Я обратил еще внимание на взгляд его удивительно живых глаз. Эти глаза запомнились мне сразу на всю жизнь. В тот памятный день взгляд их, как солнечный блик, переходил с одного на другого и, казалось, освещал каждого из сидящих в комнате, охватывал и изучал его. Никогда в жизни я не встречал людей с такими глазами. Видимо, этот человек по нашим лицам понял: мы чрезвычайно слабо разбирались в том, что докладывал Кикоин.
— Исаак Константинович, — -обратился он к Кикоину, — а не можете ли вы поподробнее изложить тот процесс, который происходит в камере у стенок пористой перегородки?
Когда докладчик стал подробно рассказывать о физических явлениях и прибегать к аналогиям, облегчающим понимание тех сложных процессов, которые происходят в газовой камере, содержащей различные изотопы, бородач улыбнулся. Потом его взгляд перешел на нас с Малышевым, и мне стало ясно: вопросы его, заданные докладчику, вызваны вовсе не тем, что он не понимал чего–то из рассказа. Нет. Он просто хотел, чтобы мы его поняли. После заседания я узнал, что этот человек — научный руководитель урановой проблемы, как она тогда называлась, молодой академик Игорь Васильевич Курчатов.
… За несколько дней до этого заседания я получил назначение, о котором было уже сказано, и вошел в новый для меня мир, в среду людей, с которыми ранее мне не приходилось сталкиваться, и должен был практически заняться совершенно новыми для меня проблемами.
В Комитете стандартов, где я проработал до этого несколько лет, мне приходилось заниматься и научными, и техническими вопросами, связанными буквально со всеми отраслями промышленности, сельского хозяйства и даже здравоохранения. Мы занимались условиями службы машин, приборов, механизмов, материалов. Видимо, отчасти этими соображениями и было вызвано мое назначение в новую область.
Практическое использование атомной энергии требовало постановки новых задач перед многими предприятиями, специализированными институтами и лабораториями. В решение атомной проблемы нужно было вовлечь специалистов самых различных областей науки и техники. Позже необходимость этого неоднократно подтверждалась в нашей работе. Иногда ответы на сложнейшие вопросы, возникавшие у нас, мы находили у специалистов таких отраслей знаний, что трудно было предполагать возможность найти у них необходимые решения. Нам помогали и металлурги, и механики, и химики, и биологи, и текстильщики, и специалисты по стеклу. Проблема была комплексной, и ее можно было решить только путем объединения максимального числа людей, наиболее сведущих в области науки и техники.
… После заседания совета я подошел к Курчатову, протянул ему руку и представился.
— Вы, вероятно, уже знаете о моем назначении и о том, чем мне предстоит заниматься? — спросил я.
— Да, знаю, — ответил Игорь Васильевич. Его глаза заискрились.
— Мне хотелось бы обсудить с вами перечень научно–исследовательских работ, кои следует в первую очередь поручить привлеченным организациям. Как вы думаете, могли бы мы встретиться завтра?
Курчатов раскрыл большую толстую книжку–тетрадь, которую держал в руке, и стал листать ее, приговаривая: