Совпадение
Шрифт:
— Малыш, я бы завершил дела на Тае и вылетел в Москву и нашел бы тебя. Все что изменилось бы, это только то, что первая наша ночь была бы здесь в Москве. Я бы отпустил тебя, когда ты вышла из лифта. Но когда я увидел тебя на сцене, то у тебя уже не было никаких шансов не оказаться там, где ты сейчас, — Макс уже усадил ее спиной к себе и забрался руками под платье, — Знаешь, в определенных кругах, меня называют бульдогом за бульдожью хватку. Я всегда получаю, то, что хочу. А я тебя очень захотел, звёздочка. Меня б ничто не остановило, — признавался Харламов.
— Это же принуждение, насилие,
— Да, малыш. Все женщины, которых насилуют, кричат "Макс, ещё", у всех у них течет как из крана между ног, — Макс бесцеремонно сжал руку на ее промежности, и Леля, которая не могла контролировать себя, застонала и вцепилась в его бедро, — и все они кончают во время изнасилования, — издевался он.
— Это просто физиология, — пыталась оправдаться Леля.
— Дурочка, думаешь, что с любым мужиком будет такая же реакция, — шептал он ей на ухо.
— Узнаю, когда смогу сравнить, — провокационно выдохнула она.
— Хм, тебе это не удастся, пока я тебя сам не отпущу. Ты должна знать, что я грохну любого, кто сделает попытку запустить тебе руки в трусы. Леля, если ты кому-то позволишь это сделать, то я очень жестоко тебя накажу, — Макс больно сжал ее грудь, уже приходя в ярость от мысли, что она может ему изменить, что вообще может быть с кем-то другим.
— Если это отношения, то они ненормальные, больные! — Леля попыталась вырваться из плена его рук и рванулась как птица в клетке.
— Леля, я собственник, я никому не позволю не то, что тронуть, даже пялиться на тебя. Или ты бы хотела, чтоб твой мужчина практиковал свободные отношения, а? — Макс, словно железными обручами сковал ее талию, так что стало тяжело дышать.
— Ну, конечно, нет! Но, Макс, у нас не просто несвободные отношения, ты душишь меня, подавляешь, я боюсь тебя! Мне страшно! Я знакома с тем зверем, что у тебя внутри! И когда ты ласков со мной, я то знаю, что это просто маска! — что-то в Леле сломалось в этот вечер, и откровения просто рвались наружу.
— Боишься и при этом пытаешься сделать мне наперекор? Нет, ты не трусиха, Леля! Я что-то не вижу забившуюся и бьющуюся в истерике мышку! Ты даже сейчас вырываешься, а если б по-настоящему боялась, то не рискнула бы даже пискнуть, — Макс крепко держал ее, зарывшись носом в ее волосы, — Малыш, конечно, я зверь, кто ж спорит! Но и звери могут быть ласковыми. Поэтому я не ношу маску, я действительно хочу быть нежным с тобой, хочу баловать тебя, хочу, чтоб ты улыбалась. Попробуй и ты вести себя иначе: не вырывайся, не отталкивай меня. Ты увидишь, как все изменится.
Вести себя, так как он сказал? Все Лелино нутро восставало против этого! Это как сдаться на милость победителя. Но Леля прекрасно знала прописную истину о том, что все зависит от угла зрения, под которым смотреть на проблему. А значит, если принять эту, созданную им, реальность, в которой Леля его женщина, и начать вести себя соответственно, то действительно это положение вещей перестанет ее угнетать, и она, наверное, даже начнет получать удовольствие. Ну а почему нет? Он хорош собой, богат, готов проявлять внимание и заботу к ней, готов тратиться на нее, и секс с ним такой, что она действительно забывает
* * *
Пять лет назад, Москва
Было такое чувство, будто все вокруг декорации какого-то шпионского триллера. И сейчас именно тот кульминационный момент, когда главный герой сталкивается с вероломным предательством и главным злодеем. Дэн стоял у стены в плохо освещённом коридоре. Его сослуживец Миха Черный держал его на прицеле, а Харламов вышел из-за его спины и благосклонно распорядился, чтоб Миха пока не стрелял, дескать, хочет поговорить. Дэн не испытывал страха перед ними. Злость затопила его до краев, главным образом, злость на себя самого. Как же он не вычислил крысу? Как предатель оказался так близко, а он ничего не заподозрил.
— Ты славный парень, Гвоздев! Мне жаль тебя, — в голосе Харламова было ненаигранное сочувствие.
— Себя пожалей, падла! Пусть сегодня ты выйдешь сухим из воды, но рано или поздно за тобой придут! — Дэн выплевывал слова вместе с кровью.
— Не придут. Ты работаешь в системе, нутро которой не знаешь. Если б знал, то не смог бы в ней остаться. Ты думаешь Черный — это единственный купленный мной мент? Их много, Дэн, и на их погонах намного больше звезд, чем у Михи, — излагал Макс положение дел.
Этот молодой опер из отдела кибербезопасности, конечно, потрепал ему нервы, но Харламов восхищался им. Неподкупный, упертый, умный Гвоздев был тем редким сотрудником, благодаря которому управление демонстрировало отличные показатели раскрываемости.
— И ты решил и меня купить? — Дэн с трудом стоял, и чтоб не упасть, держался за стену.
— А ты ждёшь предложения от меня? — удивился Харламов.
— В жопу себе его засунь! Тебе всё-таки придется завалить меня, иначе я тебя посажу, надолго! — Дэн не собирался юлить и выкручиваться, это было не в его характере.
— Я знал, что ты не продаешься, — Харламов улыбнулся, — именно, поэтому ты мне и нравишься. Я не буду тебя валить при одном условии.
Гвоздев, уже попрощавшийся с жизнью, и ожидавший выстрела, удивился.
— Дай угадаю! Отдать тебе все вещдоки? Сразу, нет! — категорично выдал Гвоздев.
— Ты, правда, думаешь, что я настолько предсказуем? Нет! Ты дашь ход своим вещдокам. Мы оба продолжим заниматься, привычными нам, делами ещё месяц. И через месяц, когда я по-прежнему буду на свободе, а ты убедишься в том, что я прав и система прогнила с низу и до верху, ты уволишься из органов, — излагал свои условия Макс.