Современная датская новелла
Шрифт:
Харальд Хердаль
Приятный вечерок
Перевод Л. Горлиной
На лестнице он еще раз попрощался и прибавил:
— Это был очень приятный вечер!
Он помахал супругам рукой, и они помахали ему в ответ.
— Бр-р! Ну и вечерок! — ворчал он про себя, спускаясь по
— Приходите опять!
Этого еще не хватало. В первый и последний раз он так глупо попался. Ну и вечерок, боже милостивый, трое на бутылку ликера, ничего себе веселье, черт побери. И ведь не отвертеться никак. Да и тот-то ликер — жертва, принесенная в его честь, серьезный удар по бюджету.
Длинная улица была по-ночному пуста и безлюдна, было нехолодно, но время от времени он все-таки зябко ежился.
Телефона у них, конечно, нет. Если в этой пустыне попадется заблудшее такси, это будет не иначе, как чудо.
Телефон-автомат? И автомата здесь тоже нет, черт побери!
Он взглянул на часы: почти половина первого…
А как они были рады его приходу, как полны надежд, бр-р!
На деньги, унаследованные от родителей (его отец владел лавчонкой в провинции, точнее говоря, в Слагельсе), он открыл собственное издательство; он сменил фамилию и вместо Петерсена стал называться Эрнструп, это была девичья фамилия матери.
Старики не поскупились ему на образование, сперва, разумеется, им было трудновато, но тут началась война, мировая война номер один; потом он попал в учение к книготорговцу, и вот теперь, когда ему за тридцать, он владеет собственным издательством и является кормильцем малой толики людей.
Дела издательства шли бойко, времена были подходящие, он никогда не рисковал и выпускал только ходкие вещи. Недавно ему посчастливилось раскопать художника, который рисовал девочек. Картинки его на грани дозволенного. Пачка таких рисунков обошлась недорого, зато пришлось раскошелиться, чтобы уговорить доктора философии написать к ним предисловие. Тираж разошелся молниеносно, тут же вышло второе издание. Вообще-то он выпускал специальную литературу, на которую всегда есть покупатель, да еще книги для детей — с ними меньше хлопот, и они почти всегда имеют сбыт.
Большую удачу ему принесла его единственная настоящая страсть, владевшая им и в детстве и в юности, — фотографии птиц. На мысль издавать их его навел один голландский писатель, книги которого были известны по всему свету. Он написал этому голландцу, объяснил, что он молодой бедный начинающий издатель, который мечтает выпустить его книги в Дании… Голландец клюнул, он был так польщен, что продал право издания своих книг буквально за гроши. Он здорово заработал, выпустив уже почти все книги этого писателя.
Небольшие изысканные завтраки обеспечивали ему необходимую благосклонность прессы.
В будущем году издательству исполнится пять лет, не ахти какой юбилей, однако и его надо использовать для рекламы.
Благодаря успеху и доходам последних лет он заметно округлился, чем вообще-то был недоволен, ибо привык быть тощим и долговязым; теперь на нем появился жирок, и, может быть, больше, чем нужно. Но у него хватило юмора пошутить: наконец-то всем стало видно то, чего раньше никто не замечал.
Что
А то, что он сын колбасника, ха-ха-ха!
Его шутка попала в газету — интервью с жизнерадостным издателем.
В целом он был весьма доволен и собой и своей деятельностью. Он был холостяком. Робость перед женщинами, которая столько лет терзала его, исчезла с тех пор, как он стал состоятельным и научился обращаться с женщинами, как они того заслуживают, и бросать их, когда они надоедают.
Постепенно, после долгих лет воздержания и нечистоплотных связей, у него разыгрался аппетит.
Случались, правда, и неприятности. Вот как недавно с этой Аделе Бёрринг, девушкой из хорошей, даже из знатной семьи. Он даже чуть не женился. Но ведь она импонировала ему, черт побери! Когда он лежал с ней в постели, он думал, что вот он, сын колбасника, обнимает, черт побери, девушку, принадлежащую к одной из лучших семей в стране… Он сам себе импонировал. Чувствовал себя польщенным… сперва, и даже довольно долго.
Но она отнеслась ко всему слишком серьезно — она полюбила его, бр-р! «Я тебя люблю!», «А ты меня любишь?» Идиотизм! Скучища! Потом она запела иначе: «Негодяй! Бродяга! Подонок!», «Пропади ты пропадом, черт возьми!» И все-таки этого было недостаточно, чтобы расстаться. Сцены.
Тогда он уговорил одного друга подзаняться ею. Инсценировал отъезд, с тем чтобы, вернувшись, застать их в постели, и тогда — прости-прощай, дорогая! Но она, черт побери, не клюнула на это и вытурила друга. «Твой лучший друг хотел соблазнить меня!» — новые сцены. Потом угроза покончить с собой. А он, черт побери, знал, что она может решиться на все, ему хотелось избежать скандала, скандалы не украшают биографию делового человека. И наконец: «Пойду на панель!» К этому он отнесся более спокойно: «Если тебе так хочется, милости прошу». В тот вечер она плюнула ему в лицо, дьявольски неприятно, но что поделаешь, взял да утерся, а следовало, конечно, дать ей по роже.
Он так и сделал в следующий раз. Черт бы ее побрал! Вот тогда она прилипла к нему всерьез, подстерегала его на каждом шагу, звонила по телефону с утра до вечера.
Правда, он уже давно о ней не слыхал. Неужели она действительно стала шлюхой? Тогда это его вина!
Черт побери, в этом вонючем квартале нет ни одного автомата. У него по-настоящему испортилось настроение. Мало того, что он провел непристойно-нудный и мерзкий вечер у этого изголодавшегося поэта с его тощей бледной женой и двумя чахлыми юными отпрысками, теперь ему предстояло топать пешком через весь город. Нечего сказать, здорово его провели, черт бы их взял!
Он рассчитывал заключить сделку с этим поэтом, но поэт, да и жена его тоже, так высокопарно болтали о поэзии, об искусстве, о душе поэта… Как бы не так! Не станет же он, черт возьми, издавать стихи — какой дурак их купит!
Кругом ни души! Черт бы побрал и поэта и его жену, а как она была сентиментально счастлива… «Альберт такой талантливый, если бы ему повезло и он смог бы издать свои стихи…»
Только не у него! Не такой уж он болван, хотя это может прийти в голову, если посмотреть, как он тащится здесь среди ночи.