Современная филиппинская новелла (60-70 годы)
Шрифт:
— Но, староста, вы ведь видели, что я могу обрабатывать землю мотыгой, стоя на коленях! В нашем огороде я все сам сажаю.
— Да, я видел, — перебил его староста, — ты действительно можешь обработать свой двор, но если ты будешь три гектара обрабатывать ползком, то не успеешь до начала дождей!
Даниэль приподнялся со стула:
— А что, если подождать? Ведь важно то, что я стараюсь. Вот другие — у них тоже еще не обработаны поля, почему же их этим не попрекают? Почему бы нам не дать землю, если мы хотим работать?
Староста разозлился:
— Ты будешь меня слушать, Даниэль? — У него чуть сигарета не выпала
Даниэль встал, и староста Лукас отшатнулся. На шее Даниэля проступили жилы.
— Я преступник поневоле! Я скорее умру, чем украду или совершу какое-нибудь преступление! Но моего отца убили! Убили!!!
— М-мы н-не должны ссориться, Даниэль! Я-я просто объяснил тебе, — задрожал Лукас. И хотя он тяжело дышал, Даниэль, вместо того чтобы наступать, повернулся и, не оглядываясь, ушел. Когда староста пришел в себя, он с дрожью сказал:
— Думал, не жить мне уже на этом свете! — И почесал голову. — Зачем я, дурень, ему это выложил?..
Взгляд Даниэля потемнел от злости. В ушах у него звенело — то ли от голода, то ли от ярости. Он весь дрожал.
Дети радостно встретили Даниэля, но, увидев, что он ничего не принес, снова захныкали: «Ты сказал, что принесешь поесть!», «Ой, я хочу есть!», «Папа, у меня болит живот!»
Даниэль, не удержавшись, пребольно отшлепал детей. Они забились в угол, на их лицах был написан ужас. Он в первый раз поднял руку на своих малышей! И даже на самого младшего! Даниэль вышел во двор, в доме ему вдруг стало душно. Вдали он увидел Пину с Тино. Они о чем-то весело разговаривали, и Тино продолжал смеяться, даже когда они уже были напротив их ворот. Острая боль пронзила грудь Даниэля. Он вернулся в дом, уселся у окна и уставился вдаль.
Дети заплакали громче, когда увидели Пину. Они начали жаловаться на отца.
— Господи, что у вас тут случилось? — спросила у него Пина. Даниэль сделал вид, что ничего не слышал. Пина пошла на кухню. Увидела горшок, в котором не было ни зернышка риса.
— Разве я вам не говорила, чтобы вы заняли что-нибудь у соседей?
Ей опять никто не ответил. Пина повернулась к Эдмонду:
— Ты не слушался отца, да?
— Они говорят, — ответил Эдмонд, — что им нечего дать нам в долг, мама.
Пина взяла сумку.
— Я скоро вернусь. Поищу, где можно что-нибудь раздобыть.
Даниэль не шелохнулся. Пина, так ничего и не поняв, ушла.
Вскоре она вернулась, неся что-то в сумке.
— Я заняла у Тино, — весело сообщила она и тут же принялась рушить зерно. — Он дал нам столько, что и на завтра хватит.
— А почему он тебе не дал целый каван? — язвительно спросил Даниэль. Лицо его было мрачным.
Пина замерла и внимательно, с удивлением посмотрела на Даниэля.
— Что ты хочешь этим сказать, Даниэль? — Голос ее дрожал.
— Ты что, уже присматриваешься? — Даниэль саркастически улыбнулся. — Я сижу здесь в доме, а вы с Тино целый день вместе на ферме. Вы вместе росли, и ты мне сама не раз говорила, что если бы я не приехал в Пантабанган, то ты, наверно, вышла бы замуж за Тино. Теперь я уже ни на что не гожусь. Так скоро ли ты меня бросишь?
Горшок, который Пина держала в руках, упал и разбился. Она сделала несколько шагов
— Не смей подозревать меня! Я честная женщина!
Лицо Пины дернулось от сильной пощечины Даниэля.
На следующий день глаза Пины были опухшими. Она молча покормила детей, а затем, не сказав ни слова, ушла на ферму.
Даниэль был задумчив и, сам себе не веря, вспоминал вчерашнее. Он в первый раз поднял руку на Пину и своих детей! И почему он заподозрил Пину, хотя у него не было никаких причин?
Он чуть не ударил себя по затылку. «Ты сошел с ума, Даниэль! Делай же что-нибудь! Горячность тебе не поможет».
Немного успокоившись, он убрался в доме, вынес мусор, который остался от резьбы по дереву. Покопался в огороде, окучил картофель. Полил посадки и обобрал сухие листья. «Ничего, придет день, когда и вы пригодитесь», — весело сказал он растениям.
После обеда он отправился к Берто спросить, собирается ли тот вечером на рыбалку. Берто ответил, что не собирается, и тогда Даниэль попросил у него удочки и лодку, привязанную у берега. Он только посмеялся, когда Берто предупредил его: «Будь осторожен внизу, смотри не перевернись».
Даниэль взял червей для наживки и пошел к реке. С него градом лил пот, и плечи свело от костылей, так как дорога шла то вверх, то вниз, то вверх, то снова вниз. Но он не замечал ничего. Он представлял себе булигов [14] , которых они смогут завтра поесть и продать. Берто сказал, что, если повезет, их берут за пятнадцать, а то и за тридцать песо! О, это большие деньги!
Вернувшись домой, он насвистывая сварил рис. Молча пришла Пина и даже не взглянула на него. Они поели, не сказав друг другу ни слова. Так же молча Пина убрала тарелки и легла. Даниэль видел, что жена его избегает, но не решался заговорить с ней, приласкать ее. Ему было очень стыдно перед Пиной. Наконец, собравшись с духом, он подошел к жене и увидел, что она уже крепко спит. «Измучилась в поле», — подумал Даниэль. Ему было жаль Пину. Ей еще только тридцать три года, а выглядит она на все пятьдесят: много морщин на лбу, кожа обгорела на солнце, волосы уже не блестят, поседели (а какими черными и блестящими были волосы Пины в старом Пантабангане!), узловатыми и мозолистыми стали руки и ноги. Исчезла природная красота, которая привлекла его, когда он впервые увидел Пину. Ничего не осталось, кроме округлых глаз, которые он не видел со вчерашнего дня.
14
Булиг — рыба, живущая в норах на дне заболоченных водоемов.
Даниэль поцеловал жену в лоб. «Завтра я попрошу у тебя прощения», — с любовью прошептал он.
Он вышел на цыпочках и осторожно закрыл дверь. На улице его встретил холодный ветер. Он посмотрел вверх и увидел мерцающие звезды. «Завтра я увижу глаза Пины!» — сказал он одной из них. Внизу, там, где отражались месяц и звезды, вода казалась серебряным одеялом, накрывшим погруженную в сон деревню.
Даниэль тяжело дышал, когда добрался до лодки. Перевернул ее, положил в нее костыли, удочку и банку с наживкой. Лодка, когда он толкнул ее, медленно сдвинулась с места. Даниэль тяжело ловил ртом воздух, ему было жарко, хотя ночь была холодной.