Современная норвежская новелла
Шрифт:
В деревне люди, подавая милостыню, говорили, что долго ему такой жизни не выдержать. Может, лучше ему переехать с женой в долину? Они снова и снова повторяли, что он всего-навсего человек, да к тому же и немолодой. Что верно, то верно, скоро он совсем сдаст, он это чувствует. Ясно, что надолго его не хватит.
Взобравшись на пригорок, он остановился передохнуть. Он стоял, сжимая в руке веревку от саней и все думал, думал… Может, все зависит от него? Да и Керсти-Майя сказала, что один из них домой не вернется. Может, это и есть последний знак ему?
Перед самым обрывом они опять отдохнули. Педерфредрик расправил на жене шкуру и спросил, не озябла ли она? Нет, она не озябла, но с ней
Мысли неотступно сверлили его голову. Если тот, кто вершит всеми делами на небе и на земле, ждет от него помощи, то самое время сделать это сейчас. Тут самое подходящее место. Стоит только отпустить веревку, и сани полетят вниз с обрыва. Только как он узнает, что ему и впрямь назначено это сделать? Бог ведь не может вырвать веревку у него из рук и толкнуть сани с обрыва. Такого еще не бывало, да и не будет никогда.
Если бы только знать…
Керсти-Майя подняла на него глаза и сказала:
— Как подумаю, что больше никогда не увижу нашей землянки!..
Он быстро взглянул на нее. Ведь это же ответ на его мысли! Значит, так тому и быть. Теперь он больше не сомневался.
— Хорошо тебе сидеть? — спросил он и устроил жену поудобнее на санках.
Она не ответила, только посмотрела на него кротко и ласково. Он отпустил веревку, руки его дрожали. Но стоило саням чуть тронуться с места, как он в страхе ухватился за веревку. Керсти-Майя, казалось, ничего не заметила — ни того, что сани тронулись, ни того, что он отпускал веревку.
Он опять выпустил веревку из рук, сани заскользили вниз. Он рывком схватил веревку, дернул ее так, что жена посмотрела на него. Но затем она снова отвернулась и устремила взгляд вдаль. Больше она не произносила ни слова. Педерфредрик глянул в пропасть, его прошиб холодный пот, в нем шла мучительная борьба. Сейчас он испытает бога — отпустит веревку и зажмурит ненадолго глаза. Если сани укатят слишком далеко, стало быть, такова воля божья.
Керсти-Майя сидела, отвернув голову к долине, где раскинулись дворы деревни Маркен. Она как будто ждала чего-то. Педерфредрик хотел ей что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова. Он крепко зажмурил глаза и медленно выпустил веревку из рук. Лицо его исказила гримаса. Сани начали скользить, Керсти-Майя продолжала сидеть не шевелясь, обратив взгляд на далекие снежные вершины.
Сани заскользили чуть быстрее. Педерфредрик еще крепче зажмурил глаза. Затем он открыл их, увидел удаляющиеся сани и с отчаянным криком ринулся вслед за ними. Он протянул руку и чуть-чуть не ухватился за самый кончик веревки. Но сани уже неслись вниз по скользкому насту. Педерфредрик упал на снег и пополз вслед за ними. Он кричал не переставая, и где-то внизу, на самом дне пропасти, эхо отзывалось на его крик.
На краю обрыва он сел. Он видел, как сани перевернулись в воздухе. Тогда он пополз по насту вверх, продолжая громко стонать. Добравшись до вершины, он встал во весь рост и поднял руки к небу. Он умолял, он грозил, он требовал, чтобы бог ответил ему, так ли он выполнил его волю.
Но ответа Педерфредрик не получил. Громкий протяжный звук, который он услышал, не был гласом божьим. Это волки выли на северное сияние.
ОДД СОЛУМСМУЭН
Паркет
Перевод Т. Величко
Чета Мубек давно была озабочена состоянием своего
Паркет был изранен, покрылся рубцами и шрамами. Вот почему возникла срочная необходимость заново покрыть его лаком. Однако чете Мубек не просто было на это решиться. Шутка ли — загромождать всю квартиру мебелью из гостиной, а то так и вообще выставлять вещи в сад. Полированные шкафы были водворены в спальню, что им явно пришлось не по душе, а они в свою очередь пришлись не по душе кроватям. Двум солидным кроватям, которые стояли, как и положено стоять кроватям в благопристойной спальне у порядочных людей, где эротике отводится свое законное, тютелька в тютельку отмеренное место. То, что чета именовала «холлом», было забито стульями, креслами и посудными полками, доставшимися в наследство от матери фру Мубек.
Такой пол, думали Мубеки. Зря мы только его завели. С нашими-то нервами! Но что было делать? Без пола ведь тоже не проживешь! Так скажите на милость, как они могли обойтись без этого пола, или прикажете вообще жить без всяких полов?! Они ужасно разволновались, на щеках у них горел лихорадочный румянец, и оба не сомкнули глаз всю последнюю ночь. В квартире было довольно-таки жарко. Ведь это обязательное условие, когда пол покрывается лаком. Чета Мубек отлично разбиралась в вопросах температуры, знала все за и против. В дверях смежной комнаты поставили рефлектор, а батареи включили на половинную мощность. Так полагалось в это время года. (Если не ошибаюсь, дело было ранней осенью, во всяком случае, ветер свистел и резвился в саду, а деревья покрылись желтыми пятнами, как будто у них вдруг печень схватило: то лето было необыкновенно сухое, зато уж в августе размокропогодилось.)
Мубек приберег для лакировочных работ один день от отпуска. Вдвоем они шпаклевали щели. Попутно обсудили, как образовались новые черные точки и что следует предпринять, чтобы в дальнейшем это не повторялось. Мазали от середины, каждый по направлению к своей двери. Когда вечерние сумерки прокрались в комнату через открытое окно, паркет был весь, полностью отлакирован. Блестящая гладь простиралась перед ними. Мубеки упали друг другу в объятия — всего на мгновение, а потом фру пошла на кухню варить кофе.
— Поди-ка сюда, — позвала фру Мубек мужа на следующее утро. — Смотри, что это там такое коричневатое, с пятак величиной, какое-то потемнение, откуда оно, мы же только-только положили новый лак?!
Она стала рвать на себе волосы, горе ей, ведь ее обязанность — держать пол в чистоте, а теперь муж вправе считать, что она отлынивает, в то время как сам он всегда, во всем неукоснительно выполняет свой долг. Так пусть он видит, она не хочет ничего скрывать, пусть он видит ее позор!