Современная румынская пьеса
Шрифт:
И о н и ц э. Между прочим, и до сегодняшнего дня мы там бывали.
Б р а х а р у. И я могу подтвердить: бывали.
К и т л а р у. На прогулке! С каких пор вы не были в родильных домах, Отилия?
О т и л и я. С рождения.
К и т л а р у. Мой вам совет: встаньте завтра пораньше и отправляйтесь в больницы. Вы должны знать, отчего страдают люди. Не от каких болезней — это дело врачей, — а от каких неполадок. Пойдите в родильные дома, в загсы, выясните, сколько людей вступают в брак и почему разводятся. Побывайте в суде: каждый человек — это неповторимая драма, неореалистический фильм. Думитраш, ты чем занимаешься?
Д у м и т р а ш. Страничкой
К и т л а р у. Тогда отправляйся в морг.
Д у м и т р а ш. Куда?
К и т л а р у. Ты не ослышался: в морг. Выясни, почему люди кончают жизнь самоубийством — ведь еще случаются подобные вещи, — отчего произошел несчастный случай. Я не хочу сенсационного репортажа, но хочу подробностей — живых, точных и ясных.
Д у м и т р а ш. Где находится морг?
К и т л а р у. Попробуй броситься под троллейбус — узнаешь. Несколько дней назад я смотрел румынский фильм «Небо в осенние сумерки». Ты его видел, Манолеску?
М а н о л е с к у. Нет, но слышал о нем. В Мар дель Плато {44} он получил премию.
К и т л а р у. За лучшие титры.
М а н о л е с к у. Вы хотите рецензию о фильме?
К и т л а р у. Нет, ты же занимаешься экономическими вопросами. Вот и отправляйся на студию «Бухарест» и выясни, во что этот фильм обошелся государству. Проверь все по документам.
М а н о л е с к у. А если мне их не дадут?
К и т л а р у. Добейся. Мы должны оживить газету, в репортаж ввести загадочность, последним известиям вернуть живость, интервью — интеллигентность, «круглому столу» — дух полемики. И еще, Туркулец, отмени внизу вахтера.
44
Мар дель Плато — город в Аргентине, где проводятся международные кинофестивали.
Б р а х а р у. Прекрасно.
К и т л а р у. Пусть к нам приходит кто хочет. Ну вот, кажется, все. А теперь за работу.
Р е д а к т о р ы выходят. Т у р к у л е ц поспешно возвращается.
Что случилось, Туркулец?
Т у р к у л е ц. Забыл макет полосы. А Манолеску хочет зайти к тебе.
К и т л а р у. Зачем?
Т у р к у л е ц. Понятия не имею.
К и т л а р у. Тогда я тебе скажу: сначала он признается, будто счастлив, что именно я, а не кто другой стал заместителем главного редактора, а потом пойдут сплетни. Что А «болтает», что Б «бездельничает», что В «за вами следит», что Г «вхож к начальству», что Д «развел здесь семейственность», что Е «обладает кое-какими достоинствами, но ленив», а Ж — «язва», что З «пьет», что И «ничем, кроме денег, не интересуется», что К «молчит, но это самое опасное», что на Л, М, Н, О, П, Р, С, Т «нельзя положиться», что У «подозрителен», а о Ф и говорить нечего, все знают.
Т у р к у л е ц. Ты преувеличиваешь.
К и т л а р у. Наоборот. Упрощаю. Хочешь, докажу? (В телефон.) Манолеску, зайдите ко мне. Ничего не поделаешь, Туркулец! Действительность порой оказывается схематичнее, чем скверная пьеса.
Входит М а н о л е с к у.
Пожалуйста, Манолеску, садитесь. Что нового?
М а н о л е с к у. Ничего, товарищ Китлару… Просто хотел вам сказать, что я рад… Поздравляю вас от всего
К и т л а р у (Туркульцу). Что я говорил!
М а н о л е с к у. Хотя должен предупредить: вы взялись за нелегкое дело.
К и т л а р у. Почему, Манолеску?
М а н о л е с к у. Как будто вы не знаете?! Вы думаете, будто все рады. Нет. Отдельные товарищи отнюдь не в восторге.
К и т л а р у. Кто?
М а н о л е с к у (скромно). Это не столь существенно.
К и т л а р у. Ну все-таки.
М а н о л е с к у. Думитраш.
К и т л а р у. Думитраш?
М а н о л е с к у. Вас это удивляет. Что делать, я должен сказать: Думитраш — самый опасный из всех.
К и т л а р у. А еще кто?
М а н о л е с к у. Это не существенно.
К и т л а р у. Но все же любопытно узнать.
М а н о л е с к у. Не подумайте только, что я преследую какую-то цель. Ну вот Иосиф. Помалкивает себе в тряпочку и копает исподтишка.
К и т л а р у (Туркульцу). Убедился?! Увы, Манолеску, что делать? Таковы люди, а жизнь — чего греха таить — как маятник: протянешь к нему руку, а он себе гуляет по загранице.
У Манолеску от удивления отвисла челюсть.
Поразмышляйте-ка на досуге об этом.
М а н о л е с к у выходит, словно получил удар под дых.
Т у р к у л е ц (после паузы). Не понял.
К и т л а р у. Что?
Т у р к у л е ц. Сравнения с маятником.
К и т л а р у. Ах с маятником. Да так, бессмыслица. Но вообрази только, может ли Манолеску допустить мысль, что его шеф брякнул чушь. Ведь единственный смысл своего существования он видит в том, чтобы делать вид, будто он меня обожает. Кстати, и ты должен привыкнуть к мысли, что отныне ты имеешь дело с необыкновенной личностью. Но все это — полбеды. Беда, если я когда-нибудь поверю, что ты именно так и думаешь. Так рождается круговая порука, фальшь, ложь. Самая опасная, ибо принимает обличье правды. Кстати, оставь мне на первой полосе тридцать строк для статьи «Иллюзия правды».
Т у р к у л е ц. Ты меня режешь. Когда же мы теперь выйдем?
К и т л а р у. Ты или выйдешь вовремя, или навсегда исчезнешь из моего сердца.
Т у р к у л е ц уходит. Китлару звонит, появляется с е к р е т а р ш а.
Там кто-нибудь ждет?
С е к р е т а р ш а. Девушка.
К и т л а р у. Пусть войдет.
С е к р е т а р ш а выходит. Входит, в национальном крестьянском костюме, девушка. Это Д ж и н а, актриса, уже сыгравшая роль Отилии и Никулины Гологан.
Д е в у ш к а. Это газета?
К и т л а р у. Да.
Д е в у ш к а. Значит, сюда. Я — Марчика Тунсу. Может, слышали?
К и т л а р у. Как?
М а р ч и к а. Марчика Тунсу. Не слыхали? Из сельскохозяйственного кооператива «Первый май», Гидичский район. Слыхали? Нет? А пришла я к вам с жалобой, чтобы вы ее в газете пропечатали, с фотографиями.
К и т л а р у. Посмотрим, что за жалоба. (Берет в руки бумагу.)
М а р ч и к а. Пишите. Я, Марчика Тунсу… Написали?