Современная вест-индская новелла
Шрифт:
— Вы правы, я прежде совсем не обращал на нее внимания. Знал только, что она есть, и все, — выдавил из себя Монтиль.
— Вот то-то и оно, старина. Вы, видимо, как это часто бывает, смотрели на нее и не видели. А женщина этого не прощает. Какой бы захудалый мужчина ни был — все равно она не стерпит такого равнодушия.
— Я, вопреки вам, не очень в этом уверен, Робби, но доля истины в ваших словах, видимо, есть. Только так и можно, наверное, объяснить этот неприятный инцидент.
Девушка возвратилась. Она положила на стол между ними счет и осталась стоять, почтительно держа поднос
— У меня такое чувство, — говорил между тем Робинсон официантке, — что этот малый, который сидит со мной рядом, тебе нравится…
— Кто?.. Мне? Ни за что на свете! С чего вы это взяли? — ответила она.
— О, позвольте мне об этом судить, потому что я немного знаю женщин, — проговорил Робинсон с добродушной самонадеянностью.
Монтиль положил деньги и счет на стол, и девушка переложила их на свой поднос.
— Вам только кажется, что вы знаете женщин, — сказала она Робинсону, отходя к кассе, чтобы отдать счет и разменять купюру, которую положил ей Монтиль.
— Нет никаких сомнений, — заявил Робинсон, когда она отошла. — Ведь это написано у нее на лице! Она даже не смотрит в вашу сторону. А вы слышали, каким тоном она мне ответила?
Внезапно Монтиль зашелся смехом. Журчащим, заливистым смехом — будто его щекотали. Слова Робинсона ему явно льстили.
— Признаюсь, и я чувствую — что-то тут не то… вы верно подметили. — Он оживился. — У меня идея. Я хочу проверить вашу догадку… когда она вернется со сдачей. — И он снова откинулся на спинку стула. Девушка приближалась.
— Только не порите горячку, — сказал Робинсон, но Монтиль уже не слушал его. Он смотрел на ее покачивающиеся бедра с озорной улыбкой на губах.
Девушка поставила поднос со сдачей прямо перед ними на стол и со скучающе-равнодушным видом стояла рядом. Монтиль медленно наклонился к столу и начал подбирать монеты одну за другой.
— А это вам. — Он отложил один шиллинг в сторону, но не пододвинул его к ней, а, наоборот, положил подальше, притворяясь, будто сделал это невзначай. И остался сидеть, широко расставив локти на столе. Слегка разочарованная, но все же признательная за чаевые, она наклонилась, чтобы взять монету.
В этот момент Монтиль протянул руку и погладил ее грудь. Она оцепенела и в упор посмотрела на него, как бы желая удостовериться, не было ли это случайностью. У Монтиля по всему лицу расплылась довольная улыбка.
— Не будь так строга… — сказал он, не отводя глаз от ее лица. Пальцы его выбивали барабанную дробь по скатерти.
Она швырнула поднос на стол:
— Прекратите эти глупые выходки! Не валяйте дурака, слышите!
Монтиль побелел — это было заметно, несмотря на темный цвет его лица. Он торопливо огляделся. На его счастье, ресторан был уже почти пуст — лишь несколько посетителей и две официантки оглянулись в их сторону. Ее голос становился все громче:
— Какого черта вы ко мне привязались! Что вам от меня надо? Я не проститутка, вы ошиблись адресом! По-вашему, раз я здесь работаю, значит, меня можно лапать, как последнюю дурочку? Бросьте свои глупости! Со мной это не пройдет. Держитесь в своих «границах»!
Робинсон поднялся с места:
— Ну! Ну успокойтесь! Ну успокойтесь же. Ничего такого не произошло, чтобы выходить из себя. Мой приятель пошутил. Он не хотел вас обидеть, наоборот… Нет причины устраивать сцену. Вы ему просто нравитесь… Будьте благоразумны… Забудем об этом.
Прибежал встревоженный Юн Као.
— Что случилось, мистер Монтиль? Что натворила эта девчонка?
Монтиль поднялся со своего стула с видом оскорбленной невинности и, откинув голову назад еще больше, чем обычно, изрек:
— Эти неотесанные ниггеры! И вы их здесь держите, Као! Я уже предупреждал вас, что если вы хотите сохранить свою клиентуру, то не нанимайте таких наглых девок. Никто не станет к вам ходить, если они будут непочтительны к посетителям, а особенно к иностранным гостям. А вы, я вижу, не послушались меня, Као. Пеняйте на себя…
Китаец затараторил извинения. Он заверял гостей, что такое больше никогда не повторится. Девушка сделала попытку оправдаться:
— Этот мужчина оскорбил меня.
Као не стал ее слушать.
— Вон! — сказал он ей. — Получай расчет и уходи. Ты уволена. И никогда больше не будешь работать ни в одном ресторане — уж я об этом позабочусь. Убирайся!
Она непристойно выругалась в адрес Монтиля, с вызовом вздернула подбородок и пошла к выходу, на ходу стягивая передник.
— Лучше вернусь назад, откуда пришла! Там по крайней мере ни один скот не сможет меня оскорбить! Хватит!
Юн Као продолжал многословно извиняться, провожая Робинсона и Монтиля к выходу. Монтиль благосклонно принимал его заверения и под конец дал понять незадачливому китайцу, что тот прощен. Юн Као был доволен. Монтиль был доволен. И Робинсон был очень доволен.
Когда наши герои вновь стали добычей яркого солнца и зловонных улиц, Робинсон стал журить Монтиля за то, что тот упустил такой великолепный шанс из-за своей нетерпеливости.
Но Монтиль оставался непоколебим.
— Нет, нет, все черномазые одинаковы, — говорил он. — Дайте им палец, они отхватят всю руку. Да ну бог с ними, Робинсон, забудем этот инцидент. Лично для меня это все уже в прошлом… Давайте лучше обсудим, что будем делать дальше. Сегодня у нас гвоздь программы — конкурс исполнителей калипсо. Поспешим, если не возражаете?
— О’кей, — ответил Робинсон. — О’кей! Отлично.
И они продолжали свой извилистый путь между движущимися по узкому тротуару пешеходами. Монтиль гордо нес свою голову, слегка откинув ее назад.
С. Л. Р. Джеймс (Тринидад и Тобаго)
LA DIVINA PASTORA [57]
Перевод с английского Г. Головнева
57
Буквально: божественная пастушка.