Современный болгарский детектив
Шрифт:
Мои розы — не для такой женщины. Они — для девочки.
Девочек я увидел на перекрестке. Трех. Еще издали можно было понять, что они подруги. Выкурят по сигарете, обменяются сплетнями. Они были так увлечены, что из сумки у каждой можно было вытащить даже перламутровую пуговку, оторвавшуюся от самого красивого платья, что висит на плечиках в шкафу.
Я подошел и с поклоном преподнес им цветы.
— Красивым сударыням — красивые цветы и по целому вагону счастья!
— А по какому случаю? — спросила первая, которой я подал розы.
— Наверное, он выиграл в спортлото, — предположила вторая, пряча
— Или урвал квартиру по государственной лотерее!
— Не угадали, красавицы.
— Тогда сами скажите, — настаивала первая.
— Я счастлив от мыслей о хорошей перспективе...
Они переглянулись.
— Вы перешли на новое место работы? С высокой зарплатой, служебной машиной и секретаршей?
— Нет. Перспективная трудовая деятельность в среде рабочего класса.
Болтая и задерживая их взгляды на себе, я залез в сумку девушки, которая держала розы перед лицом, и вытащил маленькое портмоне.
— Возьмите, пожалуйста. В следующий раз не бросайте его на улице.
Девушка засуетилась, осмотрела тротуар — испугалась, что выронила еще что-нибудь.
— Но как... ведь оно было в сумке!
Я козырнул двумя пальцами — отмахнул до переносицы, как я умею это делать, — и отошел, представляя себе, как милашки поднимают брови, сжав губки и разводя руками:
— Ну и фокусник! Верно, из цирка.
— Какой еще цирк? Обыкновенный карманник. А ну-ка, проверьте внимательно свои сумки.
— Вы обратили внимание, как смотрит? Сам улыбается, а сам будто раздевает тебя догола.
А почему бы мне вас и не раздеть, милые девушки? Три года раздевал только во сне. Пришло время эти сны забывать.
4
Остановился около парикмахерской, потрогал свои усы, отошел. Миновал вторую. В третью вошел. Что бог ни делает, все к лучшему. Похоже, у Тоди голова варит...
Не хотелось возвращаться домой, и я решил побродить по улицам, на мир поглядеть. Пошатался малость, зашел в кафе, где, сказал Тоди, можно его застать.
Потолкавшись в курилке, где и стула свободного не было видно в дыму, пробрался в зал, огляделся внимательно: вокруг — преимущественно молодежь с физиономиями интеллектуалов. Все одинаково бледнолицые, будто долго света не видели. Монашеские физиономии. Много бородатых и длинноволосых вылупилось за последние три года. Ни одного знакомого. А разговоры-то, разговоры: оркестры, певицы, артисты, спектакли, ревю, фестивали, романы, мастерские, сценарии... Фу-ты ну-ты!
За одним столиком увидел знакомую физиономию — надо же, милашка, которая навещала меня в тюрьме. Зовут Рени, если это действительно ее имя. Похоже, ждала кого-то. Может быть, тоже Тоди? В рюмке у девицы оставался глоток «Плиски», и Рени задумчиво рассматривала его. Кто знает, что она там видела. Если судить по лицу, картинки были не слишком розовые. Изменилась девочка с тех пор, как приходила в тюрьму: личико вытянулось, озабоченное какое-то, морщинки наметились, которых я раньше не замечал. Тогда она так улыбалась! Улыбки так и летали сквозь проволочную сетку в комнате свиданий, и мои губы тоже растягивались до ушей. Я таращился на нее, точно сопляк на витрину кондитерской...
Я остановился возле ее стола, и только тогда Рени подняла голову. Узнав, улыбнулась мне через силу, но тут же снова устремила взгляд на то, что ей виделось в недопитом глотке «Плиски».
— Здравствуй, — сказал я. — Можно мне присесть?
— Пожалуйста. Поздравляю с освобождением. Так ты хотел?
— Как скажешь, лишь бы от сердца.
— А ты сомневаешься?
— Нисколько. Прежде всего: спасибо тебе за то, что приносила маме... старые долги моих приятелей.
Ее лицо вдруг засияло. Оно стало таким, каким я его помнил: брови слегка поднялись, темные глаза по-детски заблестели, губы раскрылись. В эту минуту она была просто красавицей. Захотелось наклониться и поцеловать ее. Вот так, подумал я, телячьи нежности. Насмехался над собой, а нежность не проходила, и я погладил руку девушки.
— Я видел Тоди, он мне все объяснил.
— Я ему оказывала кое-какие мелкие услуги.
— Услуги? А я за это время привык к тебе.
— В каком смысле?
— В таком... Ты стоишь перед глазами и во сне и наяву, — проговорил я слова из какой-то забытой песенки.
— Кончай трепаться.
— Я не треплюсь. Ты мне в сердце запала. И если кто станет к тебе подкатываться, не знаю, что я сделаю...
— Ты смотри!.. Ну ладно, всякая шутка имеет границы.
— Давай гульнем разок, — просил я не слушая. — Чтобы запомнить нашу встречу. Здесь или где пожелаешь, в самом дорогом заведении. У того, кто три года прожил в тюрьме, работая, как самый что ни на есть трудовой элемент, кошелек набит деньгами. Они жгут мне ладони...
— Отнеси их матери.
— В первый же день я отдал ей часть — боязно стало, что пущу все на ветер. Она их положила на книжку. Ну давай, говори, где? В самом дорогом заведении! Не обижай меня.
— Не сейчас. Я жду приятельницу.
— Если это приятель, я его выставлю.
— Начнете драку, ножи пустите в ход — и снова тебя пошлют туда, откуда явился.
— В мои расчеты это не входит.
— Что ж, приятно слышать.
— Ты знаешь, кто я и что я. Расскажи о себе.
— Зачем?
— Неужто не ясно из разговора?
— Ладно, слушай. Когда меня уволили, Тоди помог устроиться официанткой в «Ориент». Вышла замуж, через полтора года развелась. Сегодня у меня выходной, изредка я прихожу сюда. Этого тебе достаточно?
— Пока — да.
— Ну что, разочаровала я тебя?
— Наоборот, когда я пробирался в этом дыму и слушал враки этого прокуренного населения, я подумал, что ты, верно, кинозвезда, а если так, то я не буду знать, о чем с тобой говорить.
— Ты не из тех, кто от смущения может язык проглотить... Мне пора, дай мне уйти.
Я заплатил за ее коньяк и пошел проводить. Она не хотела, но я стоял на своем и, конечно, проводил до самого ее подъезда. И не расставался бы с ней, только она была непреклонна: дескать, рада, что меня увидела, у нас будет еще возможность встретиться, но не сейчас.
Ничего не поделаешь, я ушел.
В баре «Балкан» Тоди не оказалось, и я повернул к себе домой.
5
Приближаясь к корчме в нашем квартале, я заколебался: не перехватить ли грамм сто для начала? Но решил, что рано мне напиваться, на сегодня еще есть работа. И тут кто-то позвал: