Современный детектив ГДР
Шрифт:
— Нет, черт подери. Я умолчал потому, что не имею никакого отношения к вашему случаю, и потому, что хоте избавить как мою семью, так и эту девушку от ненужных разговоров.
— И совершенно напрасно. У нас не принято предавать огласке сведения, сообщенные нам в конфиденциальном порядке. Но если вы не говорите правды, мы вынуждены отыскивать другие источники информации, а это для вас чревато известными неприятностями. В общем, попробуйте подойти к делу разумно и трезво. Совершено преступление, и мы должны его раскрыть. Подозрение падает на вас. Поскольку вы утверждаете, что невиновны,
— Конечно, конечно… я не идиот, но…
— Тогда назовите имя своей знакомой.
— Я не могу, она так же не имеет никакого отношения к происшествию, как и я, мне не хотелось бы ее компрометировать.
— Она что, замужем?
Николаи мрачно молчал.
— Ну ладно, — сказал Крейцер. — Товарищ Арнольд, доложите, пожалуйста, что вам удалось выяснить в больнице.
— Я выяснил, что с двадцати часов до двадцати двух никто не видел доктора Николаи. А в двадцать два пятнадцать его видели в хирургическом отделении.
— Смешно слушать, — буркнул Николаи, — я все это время просидел у себя в кабинете за книгой. Читал детектив, если вас интересуют подробности.
— Что-нибудь еще, товарищ Арнольд?
— Да. Мне сказали, что несколько недель назад во время дежурства доктор Николаи часа на два — на три уходил из клиники. Свидетелей можно найти множество, только я с ними пока еще не говорил.
Крейцер покосился на Николаи, но тот глядел в окно, упрямо стиснув губы. Ни продолжать разговор, ни оправдываться он, судя по всему, не собирался. Крейцер кивнул Арнольду, оба встали.
— Тогда пошли в клинику. Разрешите откланяться, господин доктор.
Николаи шумно засопел.
— Ну ладно, скажу вам имя. Но повторяю еще раз: я в тот вечер у нее не был. Кто-то неизвестный без моего ведома воспользовался машиной — вот единственно возможное объяснение. Почему вы не хотите мне верить?
— Потому что ваше поведение этому мешает. Однако мы тщательно исследуем каждую версию, в том числе и версию о неизвестном.
Николаи отодвинул кресло, стал спиной к окну, глубоко засунул руки в карманы и пробормотал тихо и неохотно:
— Ее зовут Бригитта Альвердес.
9
По выложенной пестрыми камушками садовой дорожке Крейцер подошел к старой вилле. Десятью минутами раньше он высадил Арнольда и доктора Николаи возле окружного управления, чтобы составить и оформить протокол по показаниям доктора.
Как ни сопротивлялся Николаи, Крейцер настоял на том, чтобы сделать это безотлагательно. Таким путем они лишали доктора возможности повидаться при желании с Бригиттой Альвердес и сговориться с ней.
Крейцер подошел к дому и через двойную шарнирную дверь с латунными ручками вступил в круглое, напоминающее зал помещение высотой в два этажа. Вдоль стены, там, где поднималась к сводчатому потолку мраморная лестница, тянулись овальные оконца. Бывший гардероб под лестницей преобразовали в комнату с окошечком, и там сидел старик вахтер.
Крейцер
Ассистент Альвердес сидела за большим письменным столом, на котором в проволочной подставке торчали различные пробирки, заткнутые ватой. Слева от нее стоял микроскоп, прямо перед ней лежали две стопки исписанной бумаги. Она сравнивала показания и ставила красные галочки.
На первый взгляд Крейцер дал ей лет двадцать пять. Слегка подкрашенные глаза были серо-голубого цвета с прозеленью, взгляд, которым она встретила Крейцера, — ленивый и в то же время волнующий. Из-под расстегнутого белого халата выглядывал костюм в елочку и светло-зеленая нейлоновая блузка с белыми рюшками по воротнику и на манжетах. Украшений на ней никаких не было, если не считать перстня с великолепным камнем зеленой воды, весьма напоминавшим брильянт.
Крейцер представился и сказал, что должен поговорить с ней по неотложному делу. Она ответила взглядом, отчасти любопытным, отчасти веселым.
— Уголовная полиция? Страсти-то какие. Тогда пойдем в красный уголок. Там и сидеть удобнее и мешать никто не будет. — Она встала. — А здесь мне вас даже толком усадить некуда.
Когда она развернула плечи, снимая халат, Крейцер мог убедиться, что фигура ее не содержит решительно никаких изъянов. Она закрыла кабинет, и они спустились вниз, в красный уголок, который оказался мрачной комнатой с высокими окнами, черными деревянными панелями и огромным мраморным камином — зияющее отверстие его в обрамлении химер вполне могло бы сойти за вход в преисподнюю.
Они сели в глубокие черные кожаные кресла с подковообразной спинкой. Бригитта Альвердес повернулась и зажгла стоявший за ее спиной торшер. Желтоватый свет залил комнату, несколько смягчив ее угрюмую неприветливость. Затем Бригитта откинулась на спинку кресла, положила руки на подлокотники и закинула ногу на ногу, отчего задралась узкая юбка, обнажая колени. Она выжидающе взглянула на Крейцера, сдержанно улыбнулась и чуть покачала туфелькой. Кстати, туфелька у нее была плетеная, из черной и белой кожи, на высоком каблуке, и Крейцер невольно подумал про себя, что эта девушка для занимаемой должности и для своего заработка слишком хорошо и слишком дорого одета. Уж не заботами ли доктора Николаи? Но, поймав себя на этих недостойных, как он полагал, мыслях, Крейцер сердито замотал головой. Фрейлейн Альвердес, судя по всему, ошибочно истолковала его поведение.
— Вам что-нибудь не нравится? — спросила она, и улыбка на тронутых розовой помадой губах стала откровеннее.
— Нет, — ответил он, — просто я кое о чем подумал.
Она рассмеялась.
— Ах, значит, с полицейскими это тоже случается.
Крейцер не понял ее намека, а если и понял, то не подал виду.
— Я подумал о «вартбурге» доктора Николаи. Вы ведь в хороших отношениях с доктором, не так ли?
Она подняла брови.
— С Эгбертом? А что он натворил? Вот уж от кого не ожидала.