Современный детектив ГДР
Шрифт:
— А вы спрашивали доктора Николаи, почему он вчера, когда я снимал у него образцы шрифта, ни словом не обмолвился о машинке своего сына? Я ведь очень четко спросил, есть ли в доме другие машинки, кроме этой.
Крейцер кивнул.
— Да, он дал нехитрое, но убедительное объяснение: случай с машинкой произошел целых полгода назад, да ему не так уж и подробно докладывали, он попросту о нем забыл.
— Ничего не поделаешь, придется поверить ему. Трудно допустить, что в этом деле отец и сын действуют заодно.
— И я так думаю, — сказал Крейцер, — впрочем, давайте по порядку рассмотрим обстоятельства, которые свидетельствуют против Дитера Николаи.
— Минуточку! Ведь марка на конверте погашена бранденбургским штемпелем. Значит, его именно там опустили в ящик.
— Не обязательно опустили. Марку можно проштемпелевать и на пустом конверте — так поступают филателисты. Кроме того, остается еще возможность: письмо действительно пришло на имя доктора, но Дитер тайно вытащил письмо из домашнего почтового ящика — он ведь знал, когда оно придет. А уж отправить письмо из Бранденбурга не составляет при наличии мотоцикла никакого труда.
— Верно. Теперь я и сам вижу.
— Продолжим развивать нашу версию. Вечером того дня, когда был совершен наезд, Дитер сперва побывал у Альвердес, которая живет всего в нескольких километрах от дома Кранепулей. От нее он прямиком направился к Кранепулям. Правда, это не дает ему полного алиби, но на случай, если его кто-нибудь видел в тех местах, визит к Альвердес может служить каким-никаким объяснением. Расследование, которым мы занялись после несчастного случая, вскрыло аферу раньше, чем они предполагали. Поскольку наши подозрения вначале были направлены на доктора Николаи, у Дитера было время унести машинку из дома и по возможности уничтожить следы. Остаются открытыми следующие вопросы: кто Лжениколаи? Существует ли связь между Дитером Николаи и Вольфгангом Першке? Если да, то была ли у Дитера возможность унести машинку из садового домика? Куда девался фотоаппарат «Пентина»? Кто подбросил «Эрику» в приемную и зачем? Какую роль во всей этой истории играет Бригитта Альвердес? Почему она «проговорилась», что Дитер ездит на «вартбурге» и обзавелся для этой цели поддельным ключом? Правдивы ли ее показания насчет костюма Дитера в тот вечер или она с ним сговорилась?
Крейцер замолчал, так как официантка принялась убирать посуду, а когда она ушла, продолжил:
— Что вам удалось узнать о Вольфганге Першке?
— Целую кучу подробностей, — ответил Арнольд. — До ограбления Першке жил в Тельтове у деда с бабкой, по Рульсдорферштрассе,
— Ну хорошо, а теперь посмотрим, что можно узнать у деда с бабкой.
22
Многоквартирный дом представлял собой мрачную узкогрудую коробку, с фасада которой местами отвалилась штукатурка. Уныло и одиноко торчал он между заброшенным садом и пустырем. На пустыре дотягивали свой век старые косилки и телеги.
Супруги Першке проживали на пятом этаже, под самой крышей. Седая маленькая женщина с увядшим лицом провела Крейцера в комнату.
— Альфред! — окликнула она. — Тут опять пришли из полиции насчет нашего Вольфганга.
В высоком кресле у окна сидел мужчина в черном костюме, наполовину закрытый журналом филателистов. Журнал медленно опустился на колени. Дряхлый старик поглядел на гостей поверх очков и сказал:
— Мы не желаем иметь с этим негодяем ничего общего. Моего порога он больше не переступит. Если он сбежал, сюда ему дорога заказана. Напрасно вы карабкались на пятый этаж.
Полуотвернувшись, он разгладил истрепанный журнал, дрожащей рукой в коричневых пятнах достал из нагрудного кармана шариковую ручку и начал что-то подчеркивать в журнале.
Комната была так плотно набита мебелью, что свободного места в ней почти не оставалось. Возле одной стены стояла двуспальная кровать, покрытая красным стеганым одеялом. Над кроватью висела олеография, показывающая, как Спаситель въезжает на осле в некий город и народ машет ему пальмовыми ветвями. Угол за кроватью занимала высокая — до потолка — темно-зеленая изразцовая печь, вся в лепных завитушках. На другой стороне комнаты стояли плюшевый диван, стол и два стула с высокими спинками. Между кроватью и столом оставался узкий проход. На комоде стоял приемник военных времен; место, где полагалось быть свастике, было заклеено пластмассовым слоном.
Фрау Першке придвинула Крейцеру и Арнольду стулья.
— Муж вовсе так не думает, — пробормотала она, — но с мальчиком ему и впрямь несладко пришлось.
— Слышать не желаю про этого уголовника! — вскричал старик.
— Альфред, успокойся! — взывала жена.
Старик яростно швырнул журнал на пол.
— Я говорю, что он такой же подонок, как и его отец.
Лицо старика застыло. Он отвернулся к окну и глядел через щель между тюлевыми гардинами на голые поля и луга. Фрау Першке присела на край дивана, сложила руки на коленях, опустила глаза и начала рассказывать тонким, жалобным голосом:
— Скрывать нечего, мы не любим об этом говорить, душа-то болит, сами понимаете, а разговоров и в свое время было достаточно. Да, Эрна покончила с собой, едва мальчик родился на свет. Слишком она была молодая, не вынесла позора да оговоров. Все в нее тыкали пальцем. У мужа моего за всю жизнь ни пятнышка на добром имени — и вдруг такая напасть! Он не смог это выдержать. Может, он отнесся к ней слишком строго, а я все причитала над ней, квартирка у нас была крохотная, еды в обрез. Вот она и бросилась под поезд. На нас лежит не меньше вины, чем на ней.