Современный детектив ГДР
Шрифт:
У ассистента мало-помалу создалось впечатление, что весь город состоит исключительно из гостиничных номеров и спален.
Поэтому Грисбюль обрадовался передышке, когда открылась дверь из передней и появилась фрау Брёзельтау.
Сцена переменилась мгновенно: Брёзельтау опустился на ближайший стул и капризным голосом сообщил, что разносчик денежных переводов все еще не доставил ожидаемого аванса. Мадам Брёзельтау — так величал ее сам писатель — не стала слушать мужа, она схватила бутылку и унесла ее в кухню. Лишь после этого она поздоровалась с Грисбюлем.
Мадам Брёзельтау не питала
Матильда и Мехтильда сидели справа и слева от Петера Пауля Брёзельтау, и, к его чести, он оказывал им больше внимания, чем его супруга. Они благодарили его, поднимая мордочки и тараща глаза. После этой процедуры переводчик удалился в обществе обеих собачек, которые, размахивая ушами, потащили его за собой.
Теперь мадам могла немногословно пожаловаться на трудное положение жены Брёзельтау: он, вероятно, хороший переводчик, но отнюдь не преуспевающий, кроме того, он пьет. Поэтому она очень рада интеллигентным людям, способным оценить ее гостеприимство и такт; Брумерус, в частности, не раз уже направлял к ним постояльцев, и всегда это оказывался человек интересный.
Грисбюлю становилось ясно: в этой богемной обстановке людям типа Брумеруса могло быть порой уютно, они знали, что здесь им не зададут ненужных вопросов об их спутницах, и мирились с переводчиком как со странным аттракционом, тем более что того легко было утихомирить несколькими сигаретами и бутылкой коньяку. Он сказал:
— Да, ваш дом знают. Меня ведь тоже направил к вам Брумерус. К сожалению, у него сейчас неприятности: на его даче произошло убийство!
Грисбюль заметил, что мадам Брёзельтау внимательно посмотрела на него.
— Боже, чего только не бывает на свете! — сказала она.
Он улыбнулся.
— Полиция, — сказал он, — освободит дачу послезавтра. Но убийцу защищает сумасшедший, можно сказать, адвокат. По его мнению, в доме имеется доказательство того, что в момент убийства там находился еще кто-то. Девятнадцатого он хочет еще раз осмотреть здание. Он все время твердит о календаре, на котором будто бы нашел пометку, сделанную Брумерусом в день убийства. Ну, мы-то в это не верим, восемнадцатого мы снимем печать. — Он доверительно усмехнулся. — Вы ведь знаете, что в отношении дам господин Брумерус человек, так сказать, широкий. Он ведь мужчина страстный, не правда ли?
— Боже мой, — ответила она вроде бы равнодушно, — верность придумана не мужчинами.
— Именно, — согласился ассистент. Он сделал вид, что предался своим мыслям, и возмущенно, словно бы думая вслух, сказал: — Пометка в день убийства! Да ведь он же был в этот день у вас, и его алиби не вызывает сомнений! Вздор!
Он покачал головой, не глядя на мадам Брёзельтау. Она, при всей своей разговорчивости, не оказала ни слова. Тема была исчерпана.
В эту ночь Грисбюль спал на редкость хорошо: возможно, что на него благотворно подействовала совершенно непривычная обстановка. Но, засыпая, он все-таки слышал, что мадам Брёзельтау долго говорила по телефону. И ему показалось, что она сильно приглушала голос.
Наутро, когда Грисбюль встал, мадам Брёзельтау успела уже, простучав каблучками, отправиться на службу. Переводчик уныло сидел за пишущей машинкой, обложенный словарями.
— Доброе утро! — приветствовал его Грисбюль, надеясь теперь узнать от художника все, что ему требовалось.
— Доброе утро! — ответил писатель. — «И как только комиссар высунул голову из-за фабричной трубы, раздалось два выстрела». Нет, это глупо: «…высунул голову, раздалось два выстрела!» Вам не приходит в голову ничего лучшего? — спросил он. — «Раздалось два выстрела, грянуло два выстрела»… что еще делают выстрелы?
Только теперь ассистент заметил, что Петер Пауль Брёзельтау корпит над переводом. Он равнодушно сказал:
— Может быть, «хлестнуло два выстрела»?
— Боже мой, — ужаснулся Брёзельтау, — вы никогда не станете переводчиком! — и в отчаянии запустил пальцы в свои редкие волосы.
Грисбюль нашел и съел приготовленный ему завтрак; Брёзельтау уже не обращал внимания на гостя. Ассистент хотел попрощаться. Переводчик взглянул на него с отсутствующим видом и сказал:
— «Хлестнуло» — это из эпохи хлыстов и почтовых карет! А мне нужно найти что-нибудь, относящееся, к эпохе полетов в космос, ведь это проблема и нашей детективной литературы!
— Передать от вас привет господину Брумерусу? — спросил Грисбюль. — Я, наверно, увижу его в ближайшие дни.
— Ах, этого купчишку! — пренебрежительно ответил Брёзельтау. — Моя жена давно с ним знакома. Я его недолюбливаю. Слава богу, я не видел его уже несколько педель. Может быть — «перешли звуковой барьер»? — Он с сомнением взглянул на ассистента.
— Выстрелы, — со знанием дела сказал Грисбюль, — не переходят звукового барьера!
— Жаль! — огорченно заметил Брёзельтау, обращаясь к клавишам своей машинки.
— Всего доброго! — сказал Грисбюль и удалился.
Садясь в «мерседес», он увидел, что таксы с любопытством прильнули мордочками к оконному стеклу. Он весело насвистывал, спускаясь по виражам восемнадцатого маршрута трамвая. Вагоны отчаянно визжали на поворотах. Он подумал, не заехать ли ему в Киллесберг, чтобы посмотреть на розарии из кабинки канатной дороги. Решил, однако, не заезжать туда: ведь все розы уже отцвели.
По голубому небу быстро скользили перья облаков, поднялся резкий ветер. Но Грисбюль насвистывал: старой шляпы поблизости не было.
Глава двенадцатая
1
Инспектор уголовной полиции Биферли считал, что наступил его большой день.
Восемнадцатого ему позвонил Гроль и уведомил его о некоторых мерах. Этот звонок подействовал на Биферли, как дурман. Он сразу же стал недоступен для своих сотрудников. Он строго наказал звать его к телефону только в том случае, если речь будет идти об убийстве или о чем-то подобном. Напыжившись, он сказал: