Современный египетский рассказ
Шрифт:
— Как? Как ты сказал?
Я повторил, указывая на картину:
— На этой картине… вероятно, там изображена венецианская гондола. Я хотел сказать, что на гондолах плавают по Венеции, по городу, а здесь нарисована сельская местность. Это ошибка.
Он, не вставая с места, повернулся всем телом и стал разглядывать картину, висевшую позади него, словно видел ее впервые. Потом снова обернулся ко мне и сказал:
— Да, ты прав. По-видимому, ты хорошо разбираешься в искусстве?
— Нет, просто мы проходили это по истории еще в школе.
—
Потом он неожиданно выпалил:
— Послушай, а Лейла тебя любит!
— Да ведь я… я же пришел свататься.
— Но поставь себя на мое место. Будь ты ее отцом, дал бы ты согласие?
— Вы могли бы сказать это с самого начала. Прошу прощения. Я никогда больше не побеспокою ни вас, ни Лейлу. Скажу ей, что вы не согласны.
Наклонившись ко мне, он прошептал скороговоркой:
— Нет, нет, нет, именно этого-то я и не хочу, этого говорить не надо.
— Чего же вы тогда хотите?
— Давай объяснимся откровенно, как ты сам предлагал… О тебе ходят всякие слухи. И ты заинтересован в том, чтобы это осталось в тайне.
— Верно.
— Если слухи дойдут до твоего начальства или хотя бы до твоих друзей, это может тебе повредить. А если Лейла узнает, на нее это может произвести дурное впечатление. Она, чего доброго, поверит слухам.
— Как же быть?
— Я лично никому не скажу. Даю слово. Но прошу мне помочь.
— Помочь? В чем? Рад душой…
— Не смейся, пожалуйста. Я действительно нуждаюсь в твоей помощи. Если ты скажешь Лейле, что я не согласен, она еще сильнее тебя полюбит. Уж я-то ее знаю. Она возненавидит меня, и я буду вынужден открыть ей все.
— Понятно. Значит, я должен ей сказать, что сам передумал.
— Нет, опять не то. Скажи ей, что я согласен. Что я дал тебе срок, просил поразмыслить неделю-другую.
— Зачем это?
— Ну мало ли. Тебе виднее. Ведь в банке есть и другие девушки (тут он засмеялся и прикрыл рот рукой). Насколько мне известно, ты знаешь обхождение с девушками.
— Вы хотите, чтоб я…
Он замахал рукой.
— Ты прекрасно понимаешь, чего я хочу. У тебя есть тысячи способов убедить Лейлу, что ты раздумал жениться. Но оставим это. Ты знаешь устаза Абд аль-Фаттаха, начальника отдела в банке?
— Да, но при чем тут он?
— Ни при чем. Просто он мой старый друг. Между нами говоря, это он устроил Лейлу в банк. Такой обязательный и добрый человек. Я слышал от него, что вскоре откроется филиал банка в Гелиополисе. Туда нужен заведующий. У тебя какая должность? Сколько лет ты служишь в банке?
— Виноват, одну минуточку. Вы хотите меня подкупить? Хотите, чтобы я отказался от Лейлы ради повышения по службе?
Лицо его вновь словно окаменело.
— Я и не собирался тебя подкупать. Чем можешь ты мне повредить? Я предлагаю тебе услугу за услугу. В моих интересах, чтобы ты не работал вместе с Лейлой. В твоих интересах — перейти в новый филиал.
— Почему же?
— Только что ты сам сказал, что твой послужной список не безупречен. Это даст тебе возможность вновь приобрести доверие.
— Напрасно вы хотите…
— Ничего я не хочу. Это ты хочешь нарушить свое обещание. Ты опаснее, чем я думал.
— Какое обещание? Извините, но я не поддамся на ваши угрозы. Я люблю Лейлу, и она меня любит. Я скажу ей все, и она меня поймет. Слышите? Так я и сделаю.
Он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Мелкие капли пота усеивали его лоб, изрезанный густой сеткой морщин. Он слабо усмехнулся и покачал головой.
— Да, да. Знаю я эту смелость. Я перевидел в жизни многих, кто отвергал голос разума. А теперь всем им грош цена. Поверь мне, это не смелость. Смелость состоит в том, чтобы заранее предвидеть все последствия и быть готовым их отразить.
— Я предвижу последствия и готов их отразить.
— Нет, не предвидишь.
— Я знаю, вы можете очернить меня в глазах начальства. Возможно, вы добьетесь даже моего перевода в другой город. Посеете в душе Лейлы сомнения насчет меня. Но нет, это невозможно.
— Что невозможно?
— Вы не сделаете этого.
— Почему?
— Действуйте, как вам будет угодно. Добивайтесь моего перевода. Но при чем тут мои родственники?
— Да ведь ты хочешь погубить будущее моей дочери. Она моя дочь. Поразмысли об этом хорошенько. Ты думаешь, у меня недостанет решимости? Взгляни мне в лицо. Кстати, знаешь ли ты, что твой дядя пытался покончить с собой?
— Довольно, прошу вас.
— Сразу же после развода. И никто в семье этого не знает.
— Чего вы от меня хотите?
— Его отвезли в больницу. Он был в тяжелом состоянии.
— Довольно, бога ради. Я сделаю все, чего вы хотите, только перестаньте меня терзать.
— Ты с самого начала показался мне разумным человеком. Нет, нет, не вставай. Утри сначала пот. Не то простудишься, когда выйдешь на улицу.
Я утер пот, потом вышел. Спускаясь по лестнице, я споткнулся обо что-то и упал ничком. Поспешно встал, отряхнул пыль с костюма. Постоял немного, держась за ручку парадной двери, чтобы прийти в себя. Ручка была большая, медная.
На улице уже стемнело. Дул ветерок. Медленно, одна за другой проезжали машины, и у каждой сзади светились два красных огонька. Я постоял некоторое время. Было не холодно. Когда поток машин иссяк, я перешел на другую сторону улицы. Там была парикмахерская со множеством зеркал. Я взглянул на себя в зеркало. Увидел пыль на рукаве, большую ссадину над бровью. Пощупал ее пальцем. Кожа содрана, но крови нет. Парикмахер стоял, прислонившись к двери и засунув руки в карманы белого халата. Я заметил, что он пристально меня рассматривает. Когда наши взгляды встретились, он предложил мне войти и взять клочок ваты. Потом вдруг засмеялся чему-то. Я промолчал. Отнял руку от лба, снова перешел улицу. Перед дверью тщательно почистил рукав и снова начал подниматься по лестнице.