Современный египетский рассказ
Шрифт:
Откуда у Джабера татуировка
Пер. С. Анкирова
Джаберу очень нравилась дочь его дяди Фатима. Но у него не было верблюда, которым он мог бы уплатить калым дяде Абд ар-Расулю, чтобы жениться на его дочери.
Фатима была красивая, веселая, не худая и не толстая, не высокая и не маленькая, и к тому же она смазывала свои длинные черные волосы приятно пахнущим гвоздичным маслом.
Джабер слышал, как Фатима однажды сказала о нем:
— От кукурузных лепешек и козьего молока сирота стал стройным, как пальма.
Слова
Фатима была выдумщица. Все девушки и женщины их рода подкрашивали глаза черным кохлем [50] , а Фатима — зеленым. Со своими волосами она чего только не выделывала: то заплетала их в две длинные косы, то позволяла им спадать черными локонами на лоб, вкалывая в них синюю заколку. Сегодня распускала по плечам волнующимся морем, а завтра свивала во множество косичек, что делало ее похожей на ангела.
50
Кохль — органическая краска, которую в странах Востока употреоляют для подкрашивания глаз.
А какие платья она себе шила! Так подберет узор, так скроит, что на каждой груди расцветает большая роза или гнездится певчая птица. И платье всегда было как раз впору, не тесно и не широко.
Увидел однажды Джабер, как Фатима идет с подружками к колодцу за водой, и подумал: «Помогу-ка я ей поднять кувшин». Но застеснялся — ведь все знают, что он любит Фатиму, а у него нет верблюда, чтобы уплатить за нее калым дяде Абд ар-Расулю. И Джабер лишь глядел, не отрывая глаз, на Фатиму, которая шла, покачивая бедрами: ноги у нее были босые, зато шея — лебединая.
Наконец терпение Джабера иссякло. Его отец умер, когда он был еще совсем маленький, мать вышла замуж за человека из другого рода, и мужнина родня отказалась от нее. С раннего детства — если вообще оно у него было — Джабер знал только тяжкий и неблагодарный труд. И вот его терпение иссякло. Он решил, что больше не будет работать на свою родню, пока не получит верблюда, которым уплатит калым за Фатиму.
Один благоразумный человек пытался усовестить его, доказывая, что терпение — благо и что когда-нибудь он получит верблюда и отдаст его дяде Абд ар-Расулю в уплату за его дочь Фатиму.
Сглотнув горькую слюну, Джабер спросил:
— Через год, через семь лет или когда придет конец моей жизни?
Благоразумный ответил:
— Не спеши. Поспешность от шайтана, а шайтан — враг рода человеческого. Может быть, через пять или через семь. Фатима еще молода, а ты — сильный парень.
Джабер спросил:
— Значит, ты обещаешь мне, что Фатима не выйдет замуж, пока я не раздобуду верблюда?
Советчик задумался, представил в своем воображении Фатиму с браслетом на лодыжке и ответил:
— По правде сказать, не обещаю. Девушка хороша. Кожа у нее цвета пшеничного зерна и нежна, как бархат. А парни нашего рода охочи до красоток. Во владении у рода сто верблюдов и сто верблюдиц… Нет, не обещаю.
Тут-то Джабер и объявил всем, что не будет работать… Шейх рода смеялся так, что чуть не поперхнулся. Потом сплюнул и сказал:
— Посмотрим, что он будет есть. Человеку нужна пища так же, как пальме — длинные корни, которыми она высасывает воду из глубины земли.
Большое летнее солнце скрылось за холмами на западном берегу. Край неба еще пылал, и кусты тамариска с желтыми цветами, растущие по обоим берегам канала, отбрасывали на мутную поверхность воды черные, волнующиеся тени. И вдруг разом стемнело. Ночь словно черным шатром накрыла землю. На небе проступил маленький полумесяц и редкие, тусклые звезды. Откуда-то издалека послышался крик птицы, похожий на плач матери, потерявшей единственное свое дитя.
Джабер ощутил чье-то прикосновение к своему телу, и его охватила дрожь, словно повеяло холодом зимней ночи, хотя стояло лето. Он поспешно кинулся прочь из воды и стал подниматься на сухой пригорок. Со штанов лило ручьями. Он надел старую синюю рубаху, короткую, с широкими рукавами, снял штаны и, пока отжимал их и развешивал сушиться на ветке нильской акации, все думал: «Как же ты, парень, забыл, что в воде живут джинны и души утопленников и убиенных?!»
Но в скором времени Джабер овладел собой, и страх покинул его. Он снял рубаху, свернул ее, придавил камнем и снова полез в воду. Переходя от берега к берегу, он искал среди камней и травы рыбу-сома, которая плавает медленно из-за длинного шипа, что растет у нее на шее.
Джабер долго бродил в воде в поисках сома и наконец сказал себе, что, если он поймает одну рыбину, не станет искать вторую — одного сома ему хватит на целый день. И еще он подумал, что, прежде чем есть, рыбу надо пожарить. Неужели придется просить огня у родни, которая поскупилась на верблюда, несмотря на то что он, Джабер, с малолетства работал на нее? Джабер сказал себе: «Если поймаю рыбу, высеку искру двумя камнями и подожгу сухой хворост — его здесь, слава боту, достаточно».
Взглянув на небо, Джабер увидел, что синева его посветлела от множества высыпавших звезд. Он решил выйти из воды и помечтать немного о Фатиме, а потом снова приняться за ловлю сома.
Голый, в чем мать родила, сидел Джабер, прислонясь спиной к стволу нильской акации. Влюбленному его взору виделось, как приходит Фатима, поднимает камень, берет его рубаху, вдыхает запах пота, позеленившего подмышки, и спускается к воде стирать ее. Он даже слышал звон цветных стеклянных браслетов на руках девушки.
Летняя ночь в середине своей бывает прохладна. Джабер продрог и очнулся от своего короткого, прекрасного сна. Поскольку он был голоден, то решил еще раз слазить в воду и поискать сома. При этом он клялся Аллаху, повелителю небес, ниспосылающему людям хлеб насущный, что ему хватит одной рыбины, только одной. Но Аллах отворачивается от своего раба, если тот не трудится усердно и каждодневно. Аллах не любит того, кто откололся от своего рода и племени. Да, Джабер, хоть Фатима и прекрасна, но Аллах прекрасней и превыше всего и всех. Значит, Джабер заслужил кару. Пришлось ему выйти из воды с пустыми руками. Он надел штаны и рубаху и уселся, прислонясь спиной к стволу нильской акации.