Современный французский детективный роман
Шрифт:
Странный получается портрет. Этот Барин, как назвал его г-н Жозеф, похоже, не поддерживал ни с кем никаких контактов. Иногда, видимо, ему удавалось подработать ночью на рынке — разгрузить машину овощей или фруктов.
— Да, надо же позвонить в Институт судебной медицины, — спохватился комиссар.
Это дало ему возможность выпить второй за утро стакан пива.
— Доктора Лагодинека, пожалуйста.
— Минутку, я позову. Да он уже в дверях.
— Алло! Лагодинек? Это Мегрэ… Еще не приступали к вскрытию?
— Часа через два примусь.
— А вы могли бы не попортить ему лицо? Мне понадобится сделать еще несколько фотографий.
— Можно. А когда пришлете фотографа?
— Завтра утром вместе с учеником парикмахера.
— Что вы намерены делать?
— Сбрить ему усы и бороду.
Торранс высадил Мегрэ на бульваре Ришар-Ленуар у самого дома.
— Продолжать сегодня? — поинтересовался Торранс.
— Да.
— Все в том же квартале?
— Пожалуй, на набережных тоже. Может быть, он когда-то там ночевал.
Г-жа Мегрэ сразу почувствовала, что муж озабочен, но не подала виду.
— Есть хочешь?
— Не особенно.
Сегодня Мегрэ самому хотелось говорить.
— Нынче я столкнулся с очень странным типом.
— Преступник?
— Нет, жертва преступления. Его убили. Он поселился в пустом доме, давно уже предназначенном на снос. Занял там единственную более-менее пригодную для жилья комнату и заполнил ее невообразимым хламом, собранным на помойках и свалках.
— Короче, клошар?
— Да, но с внешностью благородного отца семейства.
Мегрэ рассказал жене про парикмахерскую школу, показал фотографии.
— Конечно, по посмертным фотографиям судить трудно.
— В квартале-то его, наверно, знали.
— В том-то и дело, что никому не известны ни его фамилия, ни имя. В парикмахерской школе его звали Барином. Фотографии появятся в сегодняшних вечерних газетах. Интересно, опознает его кто-нибудь.
Мегрэ и вправду поел без особого аппетита. Очень ему не нравилось, когда он чего-то не понимал. А то, что он обнаружил сегодня утром, было совершенно непонятно.
В два часа он уже был у себя в кабинете и, набив трубку, покончил наконец с почтой. Принесли вечерние газеты, в двух фотографию поместили на первой странице.
«Знаком ли вам этот человек?» — задавала вопрос одна газета.
Во второй фотография шла под шапкой: «Безымянный мертвец».
В коридоре ждали репортеры, и Мегрэ поговорил с ними. Сообщить им он мог только то, что пытается установить личность человека из тупика Вье-Фур.
— Это не самоубийство?
— Ни в комнате, ни во всем доме оружия не обнаружено.
— Фотографировать там можно?
— Тело, разумеется, уже увезли.
— Хотя бы обстановку.
— Пожалуйста. У дверей дежурит полицейский. Скажете, что я разрешил.
— Похоже, вы озабочены?
— Пытаюсь представить, как пойдут события в ближайшие дни. На этот раз я от вас ничего не скрыл. Сообщил все, что мне известно. Чем больше об этом будут говорить, тем лучше.
Около четырех начались телефонные звонки. Звонили, конечно, и шутники, и психи, которые всегда в курсе всех дел. Какая-то девушка спросила:
— У него есть бородавка на щеке?
— Нет.
— Тогда это не тот, о ком я подумала…
Человек пять сами пришли в уголовную полицию. Мегрэ терпеливо беседовал с ними, показывал фотографии.
— Вы узнаете его?
— Он и вправду похож на одного моего дядюшку, который несколько раз убегал из дому. И все-таки нет, не он… Этот, видно, высокого роста?
— Под метр восемьдесят.
— Дядюшка был низенький, щуплый.
Впервые за неделю не разразилась гроза, и духота не проходила.
Около пяти вернулся Торранс.
— Что-нибудь нашел?
— Почти ничего… Старик клошар из-под моста Марии вроде бы припомнил этого человека, но не знаю, насколько ему можно верить. Кажется, наш неизвестный уже много лет ночевал под мостами. Ни с кем не общался. Вероятно, иногда ночами работал на рынке. Вот и все, что знали о нем.
— А имя, фамилия, кличка?
— Кличка — Молчун.
— Это все?
— Время от времени он покупал свечку.
В шесть наконец появились более существенные новости. Доктор Лагодинек сделал вскрытие и позвонил.
— Заключение пришлю вам завтра утром, а пока могу сообщить в двух словах, к каким выводам я пришел. По моему мнению, этот человек гораздо моложе, чем выглядит. Ну-ка, Мегрэ, сколько лет вы ему дадите?
— Шестьдесят пять? Семьдесят?
— Судя по состоянию его внутренних органов и кровеносных сосудов, самое большее — пятьдесят пять.
— Жизнь, видно, была нелегкая. А что обнаружено в желудке?
— Он был убит между двумя ночи и пятью утра, скорей всего ближе к трем. В последний раз он ел жареный картофель и сосиску. Пища уже наполовину переварилась. Поел он, видимо, часа в два, перед тем как вернулся к себе и лег спать.
— Он заснул, и этим воспользовались, чтобы…
— Чтобы что? — возразил доктор. — Нет, гостя он не боялся и доверял ему.
— Мне как-то плохо верится, чтобы он кому бы то ни было доверял. Он ничем не болел?
— Ничем. Даже никаких изменений. Это был здоровый человек с исключительно крепким организмом.
— Благодарю, доктор. Жду заключения. Если хотите, завтра утром зайду за ним.
— Пожалуйста, но только не раньше девяти.
— Договорились, ровно в девять.
Больше всего Мегрэ поразил возраст Барина. По всему получается, он давний клошар, с многолетним стажем, но ведь клошарами, как правило, становятся люди далеко не молодые. К тому же они тянутся друг к другу. Обитатели набережных по всей Сене знакомы между собой, и каждый новичок возбуждает любопытство старожилов.