Современный швейцарский детектив
Шрифт:
Маттеи говорил просто и внятно. Крестьяне и рабочие слушали внимательно, боясь упустить хотя бы слово. Маттеи уважительно обращался к ним, и они уважительно слушали его.
— Одного только я обязан потребовать от вас, как от всякого суда: справедливости. Мы, понятно, лишь в том случае можем выдать вам разносчика, если будем уверены, что вы хотите справедливости.
— Конечно, хотим! — выкрикнул кто–то.
— Чтобы по праву считать себя справедливым судом, ваш суд обязан выполнить одно условие. Вот оно: ни в коем случае не
— Согласны! — крикнул рабочий с кирпичного завода
— Значит, вы должны тщательно проверить, справедливо или несправедливо обвинять фон Гунтена в убийстве. Откуда взялось такое подозрение?
— Он уже раз сидел, — отозвался какой–то крестьянин
— Конечно, это увеличивает подозрение в его виновности, — признал Маттеи. — Однако еще не доказывает что он и есть убийца.
— Я его видел в ложбинке, — снова крикнул крестьянин с обветренным, обросшим щетиной лицом.
— Поднимитесь к нам сюда, — предложил полицейский комиссар.
Тот колебался.
— Иди, иди, Хайри. Чего трусишь? — крикнули ему из толпы.
Крестьянин все еще нерешительно поднялся на крыльцо. Прокурор и председатель общины отступили в коридор, так что Маттеи оказался на крыльце один на один с крестьянином.
— Чего вам от меня надо? — спросил тот. — Меня звать Бенц Хайри.
Мегендорфцы во все глаза смотрели на них. Полицейские спрятали резиновые дубинки. Они тоже затаив дыхание следили за происходящим. Деревенские ребята взобрались на лестницу, поставленную почти стоймя на пожарной машине.
— Господин Бенц, вы видели разносчика фон Гунтена в ложбинке, — начал полицейский комиссар. — Он один там был?
— Один.
— А вы чем там занимались, господин Бенц?
— Мы всей семьей сажали картофель.
— И с какого часа?
— С десяти. Мы и обедали в поле всей семьей, — пояснил крестьянин.
— И все время никого не видели, кроме разносчика?
— Никого. Присягнуть могу — никого, — подтвердил крестьянин.
— Что ты там плетешь, Бенц? — крикнул из толпы рабочий. — Я в два часа проходил мимо твоего картофельного поля.
Еще двое рабочих подали голос. И они в два часа прокатили по ложбинке на велосипедах.
— Да послушай, ты, олух, я тоже проезжал на возу через ложбинку! — закричал какой–то крестьянин. — А ты, сквалыга, и сам работаешь как проклятый, и семью мытаришь до седьмого пота. Мимо тебя сто голых баб пройдет, так ты все равно головы не подымешь.
Смех в толпе.
— Итак, не один только разносчик побывал в ложбинке, — уточнил Маттеи. — Но давайте разбираться дальше. Параллельно лесу идет шоссе в город. Кто–нибудь проходил по нему?
— Гербер Фриц проезжал, — отозвался кто–то.
— Верно, проезжал, — согласился толстый увалень, сидевший на пожарном насосе. — На возу.
— В котором часу?
— В два.
— От этого шоссе отходит лесная дорога к месту происшествия, —
— Нет, — буркнул крестьянин.
— А не заметили, не стоял ли там автомобиль?
Крестьянин растерялся.
— Как будто стоял, — нерешительно промямлил он.
— Вы в этом убеждены?
— Да, что–то там виднелось.
— Может, красный спортивный «мерседес»?
— Очень может быть.
— Или серый «фольксваген»?
— Тоже может быть.
— Ваши ответы в высшей степени неубедительны, — заметил Маттеи.
— Правду сказать, я малость соснул на возу, — признался крестьянин. — Такая жарища всякого сморит.
— Тут я вынужден поставить вам на вид, что на проезжих дорогах спать не полагается, — внушительно заметил Маттеи.
— Лошади сами справляются, — возразил крестьянин.
Все засмеялись.
— Теперь вы наглядно убедились, какие трудности встанут перед вами как перед судьями, — подчеркнул Маттеи. — Преступление не было совершено в безлюдном месте. Всего на расстоянии каких–нибудь пятидесяти метров в поле работала целая семья. Будь члены этой семьи повнимательнее, несчастья могло бы не произойти. Но им даже в голову не приходила возможность такого преступления. Ни девочки, ни других прохожих они не видели. Разносчика они заприметили по чистой случайности. Возьмем теперь господина Гербера. Он дремал у себя на возу и потому не может дать ни одного мало–мальски точного показания. Вот как обстоит дело. Где же тогда улики против разносчика? Задайте себе этот вопрос. И, кстати, не забудьте одного обстоятельства, которое заведомо говорит в его пользу: ведь полицию–то уведомил он. Не знаю, как вы намерены действовать в роли судей, скажу вам только, как бы действовали у нас в полиции.
Полицейский комиссар сделал паузу. Он опять один стоял перед мегендорфцами, Бенц смущенно нырнул в толпу.
— Каждого подозрительного человека, невзирая на его положение, мы подвергли бы тщательнейшей проверке, прояснили бы малейшую улику. Мало того — в случае надобности мы включили бы в дело полицию других стран. Видите, какой у нас под рукой мощный аппарат для того, чтобы доискаться истины. В вашем же распоряжении нет почти ничего. Вот и решайте, как поступить.
Молчание. Мегендорфцы были озадачены.
— А вы и впрямь выдадите нам разносчика? — спросил тот же рабочий.
— Даю честное слово. Если вы все еще настаиваете на его выдаче.
Мегендорфцы колебались. Слова комиссара полиции явно произвели впечатление. Прокурор нервничал. Для него исход был неясен. Но вот и у него отлегло от сердца — какой–то крестьянин выкрикнул: «Берите его с собой». Мегендорфцы безмолвно расступились. Вздохнув с облегчением, прокурор закурил свою «Бриссаго».
— Вы действовали рискованно, Маттеи, — заметил он. — Представьте себе, что вам пришлось бы сдержать слово.