Современный швейцарский детектив
Шрифт:
— Да, так же как и ты в «Нойе базлер цайтунг». Ведь так?
Он нетерпеливо отмахнулся; вероятно, ему было неприятно, что здесь, в этом заповеднике сверхсоциалистов, приходится признаваться, что работаешь на капиталистическую газету.
— Ну, верно. — Он доверительно наклонился ко мне, и по его дыханию я почувствовал, что свой кофе он разбавлял изрядной дозой шнапса. — Ты читал сегодняшнюю листовку, которую выпустила ШАП?
Я кивнул.
— И что ты на это скажешь?
Странно, похожий вопрос мне уже задавал сегодня мой шеф. Чего хотел Эйч–Ар? Может, искал «жареных фактов»?
— А ты что думаешь?
Мне
— Мы обсуждали эту листовку на сегодняшней редакционной летучке. Может, в ней действительно что–то есть?
— Хочешь собрать материал?
Эйч–Ар заговорщицки ухмыльнулся.
— А хотя бы и так.
Эх знать бы, насколько ему можно доверять. Наверняка он стремился разнюхать побольше об аварии на фирме, которая давала мне средства к существованию; у меня же в кармане была пленка, способная уличить официальную версию фирмы во лжи…
— А почему ты спрашиваешь именно меня?
— Ну, мы уже довольно давно знакомы, ты служишь там и по работе бываешь в разных отделах… Может, ты знаешь больше того, что написано в коммюнике?
— А ты это потом опубликуешь?
Мы говорили понизив голос и походили на двух заговорщиков, склонившихся над столешницей из струганых досок.
Эйч–Ар замялся.
— Ну, не сразу же публиковать… Сначала нужно изучить обстоятельства.
— Да, нужно. Спасибо, — это я сказал уже официантке, которая принесла вино.
— А мне еще кофе, — крикнул Эйч–Ар, вожделенно поглядывая на пышные формы, обтянутые пуловером. — М–да, — его взгляд, еще подернутый мечтательностью, вновь обратился ко мне. — У вас эта листовка наверняка тоже обсуждалась.
— Конечно.
— И что говорят у вас?
— Думаешь, нам говорят больше, чем посторонним?
— Официально, конечно, нет. Но ведь я, например, могу рассказать о своей газете не только то, что в ней печатают.
— Верно, только химический концерн не газета.
— Значит, тебе ничего не известно?
— Слушай, у меня из–за этой чертовой аварии и так куча неприятностей. С меня довольно.
— Неприятности? И какие же такие у тебя неприятности?
Вот дьявол. Может, приоткрыться ему? Сумеет ли он воспользоваться моей информацией? Но что, собственно, приоткрывать? У меня ведь только догадки, подозрения. А если сказать и отдать ему оба снимка мертвого Кавизеля, тогда я сам пропал. Феш сразу сообразит, откуда они взялись.
Я медленно покачал головой.
— Могу сказать тебе лишь одно, но упаси тебя бог на меня сослаться. Если судить по реакции кое–кого из наших, то в этой листовке действительно что–то есть. На твоем месте я бы продолжал копать.
— Вот видишь, так я и думал. Потому и торчу тут, хотя жратва здесь неважная. Если автономисты выпустили такую листовку, значит, они чем–то располагают. Пусть не прямыми доказательствами, но все–таки какими–то сведениями. А эти сведения от кого–то получены. Мне надо знать, сколько им известно.
— Надеешься здесь разнюхать?
— Попал в самую точку. — Эйч–Ар посмотрел на меня с таким торжествующим видом, как будто наконец–то по достоинству оценили методы его работы. — Они тут все собираются, а я кое с кем знаком еще со студенческих лет.
Пока что в пивнушке сидели рядовые члены прогрессивной партии, руководства не было видно. Интересно, неужели
— На кого же ты нацелился?
— Ну, может, на Тео, или на Клауса, или на Индербицин…
Ого, партийная верхушка.
— Да, эти должны знать, что к чему. Но пока из центрального комитета никого нет.
— Наверняка кто–нибудь придет. Эй, Марта!
Официантка принесла Эйч–Ару кофе со шнапсом.
— Еще вина? — спросила она у меня.
Конечно, я взял еще — сначала вина, потом, присоединившись к Эйч–Ару, кофе со шнапсом. Когда все темы для разговора у нас кончились, мы еще с полчаса молча следили за шахматной партией между сидевшими за нашим столиком лысым типом примерно моих лет и высохшим чудаковатым стариканом, одним из последних завсегдатаев этой пивнушки. Вернера бы эта игра захватила, даже Эйч–Ар не решился мешать игрокам своими замечаниями. Лысый парень в полосатых брюках почти развалил сицилианскую защиту соперника, однако тот сделал хитроумную пешечную жертву на ферзевом фланге и заманил белого слона в коварную ловушку с вилкой. Тут вошел Тео.
Пожалуй, мы не подняли бы глаз от шахматной доски, если бы не перемены в гомоне вокруг. Не то чтобы разговоры утихли или, наоборот, вошедшего начали приветствовать особенно громко, однако какие–то перемены почувствовались, что и заставило нас поднять головы. Это был член кантонального парламента от прогрессивной партии Тео Мецгер, заседавший в том же самом псевдоготическом зале, что и мой главный шеф Феш.
Выслушав приветствия распространителей листовок и сборщиков подписей, пожав протянутые руки или ответив с дружеской улыбкой вскинутым сжатым кулаком на вскинутые сжатые кулаки, официальный представитель бывшей внепарламентской оппозиции остановился в нерешительности, не зная, куда сесть. Особенно привлекательных дам (решающий аргумент для молодого политика) тут сейчас не было, поэтому Эйч–Ару, который, едва завидев Тео, вскочил с места, удалось залучить его к нашему столу. Шахматист в фермерских штанах недовольно заворчал, когда ему пришлось потесниться, чтобы признанный государством профессиональный революционер смог усесться рядом с журналистом на свободный стул, которых к этому времени почти не осталось. Впрочем, для Тео много места не понадобилось, он едва ли не превосходил худобою моего соседа, углубившегося в контратаку старика, который всех донимал воспоминаниями из жизни иностранного легионера, если ему не удавалось отловить очередную жертву для шахматных побед.
Эйч–Ар, который еще не был окончательно пьян только потому, что в этой кооперативной забегаловке водки в кофе лили меньше, чем в пивнушках у частников, не стал ходить вокруг да около, а сразу взял Тео в оборот.
— Слушай, Тео, кто это написал? — Он с трудом извлек листовку из внутреннего кармана черной кожаной куртки, накинутой на спинку стула. — Расскажи подробности.
Тео рассмеялся.
— Ого. Эйч–Ар, значит, и ты иногда читаешь дельные вещи. Мартин, привет! Как поживаешь? Какие же тебе еще подробности, Эйч–Ар? Ведь тут все написано. Черт, обслуживают тут или нет? Мне нужно чем–нибудь согреться.