Сойкина Ворона
Шрифт:
– Живо в свою комнату и звони нашим операм! – тихо велел он мне, а сам боком двинулся вдоль стены, прижимаясь к ней спиной и держа в руках старую деревянную швабру на манер боевого шеста, которую успел прихватить невесть когда.
– Кончай геройствовать в одиночку! – прошипела я ему в спину и оглянулась тоже в поисках какого-нибудь орудия. Когда уже в его голове отложится, что я не размазня какая-то в беде и панике, чуть что.
Мерзкий дым дополз до уровня нам где-то по пояс и вроде прекратил свое распространение, да и грохот по дереву внезапно прервался, вместо этого со стороны лестницы послышались тяжелые торопливые шаги. Михаил издал звук, более всего похожий на азартный рык в конец раздраконенного хищника и рванул вперед, тут же скрываясь в дымной пелене. Мне только и осталось, что ринуться за ним, выставив перед собой руки, чтобы не столкнуться сослепу.
Бумкнуло, Сойка заковыристо выругался, снова глухой удар и теперь застучали уже его одинокие быстрые шаги по ступенькам, а я как раз выскочила на лестничную площадку. Тут дым заметно поредел или развеялся, и я увидела Мишу, несущегося со шваброй наперевес вниз по колено в текущем желтовато-коричневом мареве. Самих инициаторов данного переполоха видно уже не было. Быстро бегают сволочи.
Сойкин пропал из моего поля зрения и, выбежав следом из подъезда, его я тоже сразу не разглядела в кромешной темнотище, что из-за единственного недобитого фонаря напротив моих окон казалась только гуще. Издалека донеслось несколько болезненных воплей, сообщая мне о направлении погони. Прыгнула с крыльца, зашипела тут же увязая в сугробе, чистить которые никто не утруждался и теряя тапки. Еще пара матерных криков боли, новый торжествующий и нецензурный рык Сойкина, сигнализирующий, что он вероятно как раз в порядке, в отличии от убегающих. Громкие бум-бум-бум уже по металлу, хрясть гораздо глуше, могу предположить, что по одному из автомобильных стекол, а потом взревел движок машины где-то между двумя соседними домами, оттуда вылетел, похоже, джип, сразу ослепив меня светом фар, и пронесся мимо, обдав целым водопадом снежных комьев из-под колес. Едва успела отпрыгнуть, валясь в сугроб. На все-про все не больше минуты.
Пока выбиралась звук мотора улепетывающих вредителей затих, зато послышался скрип торопливых приближающихся шагов, пока я с пару секунд промаргивалась и отряхивалась, и голос Сойки раздался рядом совсем:
– Вот суки, мало того, что дверь чинить, так теперь швабру новую еще покупать! – и он появился из темноты с обломком деревянной утвари в руках. – Женька, блин, я же сказал тебе нашим звонить!
– А смысл? Они же сбежали. И вообще, ты чего раскомандовался?
– Ой, блин, что, у кого длиннее и толще меряться начнем? – фыркнул он и сразу напустился снова, начав бесцеремонно заталкивать обратно в подъезд. – Какого хрена ты раздетая выперлась? Еще и в тапках! Ну етить-колотить, пневмонию схватить захотела!
– А сам-то! – огрызнулась, позволяя однако ему прихватить себя за талию и практически поволочь вверх по лестнице. Снег начал таять в тапках, промочив носки, ощущение не из приятных.
Очень странно все же. Вот пять минут назад, когда мы с Сойкой спорили на кухне, я для себя совершенно не видела больше никакой возможности подпустить его снова к себе близко. Во всех смыслах этого слова. Потому что секс привел к тем последствиям, тревожные предчувствия о которых и преследовали меня с самого начала. Он принялся лезть в мою жизнь, забив на изначальные договоренности. А я стала реагировать на него супер избыточно. Другой причины, отчего его простые слова спровоцировали меня на абсолютно чрезмерную откровенность, я не вижу. Не нужно врать себе – мне хотелось бы быть хорошим человеком и заслуживать его… не жалости, нет. Теплого сочувствия, наверное. Я не хотела начать снова нуждаться в чем-то подобном от другого человека, но это вдруг случилось. Выходит, моя эмоциональная устойчивость на Сойкине выдает стабильный сбой, который грозит превратиться в привязанность или точнее уж зависимость. Хорошего из подобного не выходит, судя по опыту.
Дым уже почти полностью растянуло по закоулкам сквозняками, так что не приходилось нащупывать ногами ступеньки.
– Сам я хотя бы в свитере и обуви уличной. А вот ты на черта понеслась? Чтобы нас на пару прибили, если что?
– Предпочитаешь честь быть прибитым какими-то отморозками оставить исключительно себе?
– Вот же гадство! – прокомментировал картинку на моей лестничной площадке Сойкин, стоило нам подняться, и проигнорировав мой язвительный вопрос. – Инструменты какие-нибудь в доме есть?
У двери валялся здоровенный багор, выкрашенный в красный цвет, какие бывают обычно на пожарных щитах в организациях, и небольшая железная емкость, что и являлась очевидно дымовой шашкой. Сама двустворчатая старинная дверь пострадала изрядно, одна половина перекосилась и повисла на верхней петле, нижняя же щерилась выдранными с мясом гвоздями. По второй видимо и молотили, вышибая большие щепки, что теперь валялись под ногами.
– Есть, – вздохнула я и повела Михаила в одну из запертых пустующих комнат, где хранилась всякая всячина и инструменты в том числе.
– Ух ты, люстра тут, смотри, какая раритетная! – восхитился мужчина, входя за мной и вертя головой. – О и диван вполне себе приличный. Как это там называют? Винтаж, во!
Соседи, съезжая отсюда, действительно оставили много старья.
– Если тут по комнатам пошарить, то много чего найти можно, – пробормотала, указав ему на деревянный ящик с ручкой, из которого торчали молотки и пилы.
– Жень, ты чего? – слегка пихнул меня плечом Михаил, прежде чем взять необходимое. – Расстроилась из-за двери? Фигня делов, сейчас все исправлю, обратно навешу, петли поправлю, изнутри запремся. Замок с утра новый врежу, а то и старый починю, выбоины зашпаклюю, покрасим – и супер все будет, лучше прежнего.
– А толку? Ты с утра починишь, а они ночью придут и снова разломают или подожгут. Их даже видео-съемка не отпугнула и табличка об охране.
Что-то я в себя прямо сейчас не ощущаю достаточного количества моральных сил для противостояния подобным осадно-коварным выпадам. Черт возьми, мой дом, мой мир, был до сих пор зоной уединения и безопасности, отчуждения от всего вокруг. А теперь вот это все, да еще и Сойкин, которого настолько много.
– А это, Воронова, уже совсем другая часть работы. Поутру я таки позвоню нашему руководству и теперь, имея доказательную базу, сообщу, что да как.
Михаил взял ящик и вернулся к двери, а я прихватила веник и совок и собралась смести щепки, но Сойкин выхватил инструменты у меня и ткнул пальцем в сторону двери в мою комнату.
– Топай носки с тапками на сухие смени. И теплое что-то накинь, через дверь же сифонит – пипец, – приказным тоном велел он, а я взяла и подчинилась.
– Думаешь, они засветились на записи? – спросила, вернувшись.
– По крайней мере, тот, кто дымовуху ставил, должен был. – ответил Сойка, не отрываясь от возни с дверными петлями. – Жень, можешь прижать чуток? Ага, вот так, спасибо.
– А если нет? – Сойкин, стоя на коленях на полу, застучал молотком, а я же смотрела на то, как он двигается. Четко, сосредоточенно, без малейшего намека на суету или раздражение. Будто и не было ни нашего недавнего разговора, ни погони за отморозками только что.
– Если нет, то сам факт данного происшествия уже причина для вмешательства и проявления интереса к личностям, вероятно к ним причастным и получающим выгоду в итоге. Короче, это мелкое ЧП не повод падать духом, Жень, и лапки поднимать, и сдаваться. Все, отпускай!