Создатель балагана
Шрифт:
Юлиус чуть не взвыл в голос от нахлынувшей досады. Развязать пленника только потому, что его не предупредили, что сейчас будут брать в плен и не дали защититься – это очень похоже на Гераклида.
– Я рад, что ты раскаиваешься, – по-своему оценил выражение лица мошенника товарищ. – Я развязал его и сказал, что сейчас возьму в плен по всем правилам. Ведь я же тебе друг, а значит, должен исправлять твои ошибки. Я понимаю, ты очень спешил, а потому не мог сделать все по совести, но мне-то торопиться было некуда. А дальше он повел себя совершенно недостойно! Поистине, люди взывают
– То есть теперь, дружок, ты понимаешь, что не всегда следует поступать по-геройски?
– Нет. Быть героем надо всегда. Возможно, это была расплата. Ведь ты первый повел себя недостойно.
Под очередным осуждающим взглядом друга Юлиус прикрыл лицо ладонью и вздохнул. Да уж, как любил повторять Фавн – дурость, помноженная на благородство, самое мощное разрушительное орудие!
– Ладно, – сказал мошенник, поразмыслив. – Сейчас вряд ли стоит искать виноватых. Пора отсюда уходить.
– Может быть, чуть позже? – робко спросил Гераклид, изобразив на лице страдания. – У меня все тело болит от этих веревок. Я сейчас не очень ходибелен, да и к тому же перекусить…
Корпс поднял руку, призывая друга помолчать. Тот – хвала Зевсу! – послушался. Сквозь шум прибоя, крики чаек и свист ветра до друзей донесся человеческий голос.
– Скажи-ка, дружок Гераклид, а если ты не ходибелен, может быть, ты бегателен? —поинтересовался Юлиус. – А то, чует мое сердце, что сюда кто-то направляется и явно не для того, чтобы смазать твои раны и накормить досыта.
Пригибаясь почти к самой земле, мошенник пробрался чуть выше по тропе и разглядел неунывающего инспектора Лавраниуса в исподнем, за которым бежали стражники алхимиков в серых масках.
– Орково отродье, – выругался Юлиус.
Уже не скрываясь, он бросился вниз, на бегу всерьез раздумывая, не наподдать ли Гераклиду, чтобы тот понял всю серьезность происходящего, однако тот и сам с небывалой прытью вскочил на ноги и бросился прочь так быстро, что Юлиус с трудом нагнал его. По скорости тот вполне мог дать фору марафонцам.
Позади раздались восторженные крики – Лавраниус разглядел обидчиков. Инспектор оказался не такой уж дурак, раз решил искать злоумышленников там, где его пленили. А может быть, они просто возвращались, чтобы увести Гераклида, ни ожидая встретить здесь кого-либо еще. Не желая, вопреки собственным словам, вести себя по-геройски, Аквус на полном ходу мчался в сторону берега. Мошенник окликнул его и взмахом руки указал в сторону. Там виднелся черный провал пещеры.
«Она просто обязана иметь другие выходы, – убеждал сам себя Корпс. – Состязаться в чистом беге с охранниками и тренированным инспектором – это безумие. Гераклид сейчас бежит, как горный козел, но уже через пару минут начнет тормозить, плакаться, что у него все болит, а то и вообще встанет. Да и сам я, надо признать, не в лучшей форме, а еще этот дурацкий балахон…»
Балахон и в самом деле мешал бежать. Он был чуть великоват Юлиусу, а потому приходилось приподнимать его, держа руками с боков, чтобы ненароком не наступить на подол. Подтверждением же других мыслей Корпса стало то, что, к тому времени, когда они добрались до пещеры, Гераклид уже дышал так, что заглушал прибой.
– Что остановился? Вперед! – скомандовал мошенник, ныряя в пещеру и увлекая за собой друга.
Не успели волны и трех раз набежать на берег, как следом за друзьями под каменную арку вбежал инспектор, издавая победные крики.
По всей видимости, он вырос далеко от побережья. Либо, когда остальные мальчишки убегали играть на берег, оставался дома, помогая отцу или готовясь к занятиям. Потому что каждый, кто в детстве лазил по прибрежным гротам и катакомбам, обдирая коленки и набивая шишки, знает – залетая в пещеру, жизненно необходимо соблюдать несколько простых правил.
Во-первых, сделав пару шагов, обязательно задержаться хотя бы на мгновение, чтобы глаза привыкли к мраку. Иначе можно споткнуться, налететь на стену…. Конечно, все это может случиться и с теми, кто не соблюдает первого правила, но произойдет это хотя бы не так быстро.
Во-вторых, если ты бежишь за кем-то, в пещеру надо красться буквально на цыпочках, задержав дыхание и уговаривая собственное сердце биться как можно тише. Только тогда у тебя есть шанс услышать эхо шагов преследуемого и понять, в какую сторону он удаляется.
В-третьих, заскакивая в темное и незнакомое место, держи руки вытянутыми перед собой! Лучше поцарапанные ладони, чем расквашенный нос.
– Повезло нам, – выдохнул Юлиус, услышав позади звук удара, крик, а затем – град проклятий. Бедный Лавраниус не знал правил обращения с пещерами, зато его запас цветистых ругательств заслуживал искреннего уважения. – Надо, пока он призывает гнев богов на наши головы, успеть подальше уйти.
– Зачем? – Гераклид пыхтел рядом, крепко держась за плечо друга. – Враг повержен…
Юлиуса так и подмывало прочитать пространную лекцию. Что-нибудь в духе: «Этот человек уже единожды был повержен, но именно благодаря твоему приступу идиотского благородства теперь он гонится за нами…» Или: «Мы не первый день знакомы. Скажи, сколько раз твои умозаключения касательно наших противников оказывались справедливыми?» Или даже: «Закрой рот и молча иди за мной, гарпии тебя раздери! Я бы с удовольствием оставил тебя, толстый человекоподобный якорь, если бы не был уверен, что ты раньше времени разболтаешь тайну первому встречному, и вот тогда всем придется действительно жарко…»
Но одной из первых заповедей, которые Фавн вдалбливал своим ученикам, было: «Упаси тебя Гермес произносить речи, когда за тобой гонятся, когда ты спасаешь прекрасную деву и когда ты готовишься вонзить кинжал в горло злейшего врага… Жизнь хитреца, вора или мошенника вообще не предназначена для лишних слов: чем меньше ты будешь болтать, тем больше у тебя шансов дожить до старости. И уж тогда, вечером у камина, ты можешь вдосталь поговорить – за всю предыдущую жизнь». Воистину, если бы этим нехитрым правилам следовали не только воры и пройдохи, но также боги и герои, то последним бы удавалось прожить куда как дольше.