Созерцая собак
Шрифт:
«Поделом ему, — скажут они. — А то ишь губу раскатал, думает, он лучше нас».
Хотя сейчас я уже сомневаюсь. Возможно, я их недооцениваю. Если человек чему-то и учится с годами, так это тому, что обычно все получается не так, как он предполагал, не надо строить догадки.
Я конечно же ни слова пока не сказал о своей матери, кроме того, что она позволяет Торгни жить «дома», не взимая за это платы.
Что же она за человек? Не могу судить о том, какова она в глубине души, — возможно, ее переполняет горечь из-за своего «несостоявшегося женского счастья»?
Не уверен.
Она всегда казалась мне человеком
Она, например, рыдала, когда паром «Эстония» потерпел крушение, хотя не знала ни одного человека из тех, кто был на борту. Я ей тогда сказал, что, по-моему, это лицемерие. Вообще-то я этого не стал бы говорить, если б она не обвинила меня в черствости.
Безусловно, то, что «Эстония» утонула, просто ужасно, этого отрицать нельзя. Но факт есть факт: я не могу испытывать глубокой скорби по поводу смерти незнакомых мне людей.
Понимаю, что в определенном смысле я человек очень равнодушный, в подростковом возрасте я часто задавался вопросом, не психопат ли я.
Но все-таки пришел к мысли, что психопата нельзя до слез тронуть музыкой. А может, это, напротив, типичный признак психопатии: необычайная чувствительность, почти сентиментальность, по поводу и без, когда психопаты вдруг сталкиваются с чем-то прекрасным или возбуждающим, их застают врасплох бьющие ключом чувства, даже не столько сами чувства, сколько осознание того, что они в кои-то веки действительно что-то чувствуют.
А такое в моей жизни случалось довольно часто.
Постойте, я ведь хотел рассказать о своей матери. Но сейчас мне ровным счетом нечего вам о ней сказать. Вернемся к этому разговору чуть позже.
До чего ж у меня иногда выходят длинные предложения, подчас даже не вполне грамматически правильные, отмечаю я про себя, перечитывая написанное. Надеюсь, вы по возможности будете ко мне снисходительны. Вы ведь сами сказали, что мне не надо «выражаться литературно, оттачивать фразы». Вам и так известно, что я человек образованный, я мог бы заполнить эту тетрадь всевозможными цитатами, аллюзиями и учеными размышлениями на разных языках или даже стихами, если на то пошло.
Но по какой-то причине этого не произошло. Этот текст, кажется, творит себя сам. Меня поразила удивительная мысль: быть может, мое образование — это дом, а этот текст — окно, в которое я кричу?
Мне кажется, я пишу вещи, которые писать нельзя, но остановиться не могу.
Наверное, я начинаю выражаться слишком «запутанно и непонятно», мне надо немного прийти в себя.
Собственно говоря, я начал рассказывать о том, как мы с Эллой зажили вместе.
Сначала я пытался быть любезным и думал, что скоро привыкну к ее соседству.
Ведь у нее, как уже было сказано, имелись свои дела. Мы купили немного мебели, перевезли ко мне ее электрическое пианино, на котором она, к счастью, могла играть совершенно беззвучно, слушая свою игру через наушники. Окружающим были слышны лишь постукивания клавиш (но и это, к сожалению, иногда может очень действовать на нервы).
Да еще и все эти ее лоскутки, подрамники и прочие принадлежности для аппликаций.
Мое настроение по-прежнему менялось самым непредсказуемым образом. Иногда я был очень рад, что мы живем вместе, это давало мне ощущение уюта и своего рода «нормальности», которое я действительно высоко ценил. А мешало мне то, что у нее, как я уже сказал, случались приступы безрассудной влюбленности и «страсти», которые приводили меня в растерянность.
Я ведь предупреждал ее, говорил, что я равнодушный, но все равно у меня оставалось чувство, будто я должен быть с ней помягче, стать более к ней внимательным. Порой она спрашивала — казалось, почти выжимала из себя этот вопрос, — люблю ли я ее. И тогда я ощущал, что она на меня давит.
Безусловно, иногда случались такие моменты, когда мне казалось, что мои чувства можно назвать любовью.
Помню, однажды вечером я слушал музыку — удивительную сонату для фортепьяно Моцарта, думаю, это была до-минор, KV 457, которая всегда наполняет радостью мою душу, я становлюсь доверчивым и наивным. Я пошел к ней в комнату, чтобы поговорить об одной вещи, и нашел ее лежащей на диване с закрытыми глазами. Мягкий солнечный свет струился через окно, музыка звучала, словно аккомпанемент к этой картине, я рассматривал черты Эллиного лица. Меня охватило потрясающее благоговение, благоговение перед непостижимостью «другого человека», в то мгновенье Элла показалась мне невыразимо прекрасной.
Словно бы музыка Моцарта, игра солнечных бликов и ее облик слились в единое гармоничное целое, и от этого на глаза у меня навернулись слезы.
Возможно, у вас сложилось впечатление, что мои чувства к ней — пока они еще были живы — носили исключительно «духовный» характер. Это не так. Разумеется, я не избежал страстного возбуждения, часто оно находило на меня неожиданно, и я претворял его в жизнь далеко не самым изящным образом.
Мне никогда не понять, как устроена моя «сексуальность». Впрочем, наверное, так обстоят дела у многих людей. Часто у меня «возникает желание», когда ситуация для этого вовсе не подходящая, и я, напротив, остаюсь абсолютно холодным, когда все кругом «говорит о сексе».
Но, как бы то ни было, я считаю нужным упомянуть о том, что в наших отношениях с Эллой случались периоды далеко не «аскетические» и «платонические», при этом долгое время Элла пребывала в растерянности из-за отсутствия у меня интереса к телесной сфере жизни.
Значит, наши отношения все-таки следует называть любовной связью?
Когда это сожительство становилось для меня невыносимым, я предавался чтению.
Кроме того, я плавал и бегал. Часто я старался внушить себе мысль, что продлится это недолго.
На июнь я запланировал поездку в Италию, мой бывший коллега Ф. посоветовал мне домик в Сан-Джиминьяно, небольшое поместье с собственными виноградниками, которое можно было на время снять.
Мой дядя умер несколько лет назад и оставил после себя кое-какое наследство, из которого мне причиталась сумма, как раз подходящая для воплощения этих моих намерений.
(Торгни потратил свою часть наследства на покупку компьютера с сидиромом и модемом, чтобы «получить доступ к Интернету» и обзавестись виртуальными знакомыми, разделяющими его идиотский интерес к черной магии, фэнтези и т. д.)