Сожженная книга. Три Гийома
Шрифт:
И взмахнуло оно крылами. Горе ему ведомо. Стоны ему слышимы. Неприкаянной девой взойдет на холм, неприкаянной болью войдет в сердца.
И лежать
Тише, не дыши.
Вон идет воин, поганый половец. Он остановился вдали, ударил кого-то мечом, добив раненого, пошёл дальше.
И лежать мне на траве-ковыле, на земле незнаемой…
Увидит, прикончит. И буду нем, и не смогу сказать единственное слово… О земля моя, о дубравы! Пусть не убьет он со мной слово. И прошел половец мимо.
Ночь синяя над землей спустилась. Крик зверин встал.
Потемнела земля, зашумели, заговорили деревья, тревожно заметались листья. Быстро летит по небу туча, и в ней грохочет. Трепещут синие молнии. Деревья гнутся. И какой ливень.
Что мне чудится? Земля дрожит.
Ветер донес тревожный, горестный звон. Слышишь, велит послушать земле Русской. И Киеву, и Чернигову, и Владимиру, и тебе, далекий Новгород.
Уже кострами запылало сквозь синюю ночь. Неготовыми дорогами сквозь леса дремучие, немощеными тропами идут половцы.
Быть туге и горести!
Тучею идут они из степи дикой, земли незнаемой на землю Русскую, землю светлую.
Зазвени ж, зазвени тоскою, Киев-город, встони, Владимир, тугою.
Уже костры запылали на Русской земле.
Уже не светлыми струями, а печалью течет река, и дерево листву сронило.
Уже стонать земле русской под кострами, полыхать пламенем, а поленьем в тот огонь веселье кладут, слезами поливают. Звон-огонь идет по земле святой, кровью-болью растекается.
Конец ознакомительного фрагмента.