Сожженные мосты Часть 4
Шрифт:
Непостижимо уму. То Стрелок, то…
– Стрелец.
– Верно. Ваша задача – выжить, ни во что не ввязываться, продолжать информировать нас о происходящем. Каждое свое сообщение предваряйте словом Стрелец, тогда мы поймем от кого оно.
– Так точно.
– Вы пытались связаться со штабом Варшавского округа?
– Никак нет, только с Виленским. Командующий – мой отец.
– Результат?
– Не отвечает ни один телефон.
– Хорошо. В городе есть сопротивление?
– Организованного – не наблюдаю.
– Хорошо. Постарайтесь
– Так точно.
– Следующий сеанс связи – через четыре часа. Теперь повесьте трубку и немедленно уходите оттуда!
Граф Ежи трубку повесил. Но перед тем как уйти – набрал еще два заветных номера – сотовый отца и поместья.
Ни один не ответил.
* Дом предварительного заключения – так раньше назывались СИЗО
** то есть распоряжающийся за столом (блатное)
*** музыка – блатной жаргон, он же феня
Первым делом он раздобыл оружие. Это оказалось не таким сложным делом, все произошло как по пословице – если гора не идет к Магомету…
Повесив трубку, он влился в людской поток, уходя от того места, где только что звонил. Примерно осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, где он. По названиям улиц понял – Старо Място, до штаба не так уж далеко. Надо идти на набережную.
На перекрестке – бронетранспортер, неизвестно откуда взявшийся, над ним – польский флаг, красно белый, без герба – явно приготовлен заранее, не намалеван за одну ночь. У бронемашины – небольшая сходка, что-то вроде митинга, большинство из собравшихся, не менее половины вооружены ружьями и автоматическими винтовками. С бронетранспортера вещает мегафон.
… законный король Польши Борис Первый во время чрезвычайного заседания Сейма во всеуслышанье объявил о разрыве унии с Россией и об образовании неподлеглой Речи Посполитой. Объявление об этом сделано несколько часов назад в присутствии владетельных панов польского государства, посланников Австро-Венгрии, Священной Римской Империи и Британии. В настоящее время ведутся переговоры о признании независимой Речи Посполитой со стороны Австро-Венгрии, после чего воля польского народа к самоопределению будет признана на международном уровне. Воля польского народа заключается в том, что Речь Посполитая и ее король Борис Первый являются единственными выразителями и законными представителями интересов польского народа. Все политические заключенные освобождаются из темниц, чтобы присоединиться к ликующим полякам. Согласно распоряжению короля Бориса Первого вся собственность, накопленная жидами и русскими оккупантами на крови и вековых страданиях польского народа национализируется в пользу поляков, а означенным жидам и русским оккупантам дается двадцать четыре часа на то чтобы навсегда покинуть Речь Посполитую…
Дальше Ежи не стал слушать – просто не мог поверить своим ушам. Бочком начал выбираться из окружившей бронетранспортер толпы.
Король Борис Первый – это вообще кто такой?
Пресвятой Иисус… это же тот самый хам, которого он приложил о перила Константиновского дворца на балу… когда познакомился с Еленой… по-нормальному.
И этот невоспитанный хам, подонок и быдло – глава Польши?!
Ноги несли его по тротуару – а на глаза попался лозунг, нанесенный черной краской на стене по трафарету через равные промежутки, черным на желтое. Самый страшный, какой только можно представить.
ПАНУЕМО!
То есть – можно.
Можно – грабить и убивать. Можно – рушить государство, рушить налаженную жизнь, скатываясь в липкую от пролитой крови трясину рокоша. Можно – убивать русских и евреев, господи… это же получается – слова короля! Когда такое еще было? А… было, в Париже, во время Варфоломеевой ночи, там король сам лично убивал… четверть населения города, столицы великой державы за одну ночь полегло. Неужели с того времени – ничего не изменилось?!
А вот эти отморозки, которых они выпустили из дома предварительного заключения вместе с ним и раздали оружие… Они ведь не будут спрашивать – кого можно. Можно – значит можно. Понеслась!
В крови захлебнемся…
– Руки в гору, пан! Пошел!
Что-то твердое, холодное уперлось в спину, слева уже стояли, блокируя рывок, справа – стена, не уйдешь.
– Сюда пошел! Тихо! Вобью!
Они свернули в какой-то проулок, потом во дворик, тихий, уютный варшавский дворик, которому не было никакого дела до шумящего на улице рокоша.
– Повернись. Часы, деньги – давай все, пан! Не то вобьем!
Граф Ежи медленно повернулся. На него смотрели два уголовника – иначе и не скажешь. По теории Ломброзо такие – никем кроме уголовников быть и не могут. Массивная челюсть, щетина, мутные, злобные глаза.
– Нету часов – граф Ежи поднял руку
– Что, пан такой бедак, что даже часов нет? – издевательски спросил один
У обоих – бело-красные повязки на рукаве, у одного – пистолет, у второго – еще похлеще, автомат. Понятно… откуда выгреблись такие… и прежде чем Польшу защищать, решили свое финансовое состояние поправить.
– Я с кичи откинулся только… – сказал граф, вспоминая словечки, бытовавшие в ходу в доме предварительного заключения. Там все только и мечтали о том чтобы откинуться, да как можно быстрее.
Блатные переглянулись. На их месте, он бы так не делал, стоя настолько близко от намеченной жертвы.
– Где чалился? – спросил один
– В ДПЗ, за мокруху. Утром, базарю, откинулся.
– Стопорила*, что ли? – мрачно проговорил один из блатных – а ты не гонишь? Кого из людей ** знаешь?
– С паном Юзефом на киче чалились.
По тому, как переглянулись блатные, граф понял – пана Юзефа они знают. Надо закреплять успех.
– Пошли, братва, бухнем за неподлеглость***! У меня лавэ есть!
С этими словами он сунул руку в карман, достал ее, сжатой в кулак и протянул ближе всех стоящему блатному, разжимая кулак в котором были деньги из разграбленной булочной. Тот опыта не имел, поэтому шагнул вперед, теряя равновесие и протянул левую руку, чтобы взять предложенные деньги.